– У тебя ее нет, – сказал отец, – она не может болеть.
Иса не шелохнулся. Он смотрел в глаза сыну и ждал. Ждал, когда чеченский мальчик с только вчера отрезанной ногой встанет с кровати, помоет за собой тарелку и уберет со стола.
– Ты – фашист, – со злостью шепнула Исе Люда – она была одной из мам в этой палате.
Иса, бросив взгляд на чистый стол и заваливающего свою культю на кровать сына, молча взял сигареты и вышел курить. Снова.
– Единственное, что может заставить человека подняться – это воля, – сказал он моей маме, протягивая ей очередную сигарету, – даже если бы у Адама не было обеих рук, он бы все равно пошел мыть тарелку. Жалеть – это убивать. Это заслонять собой то место, которое предназначено для воли. У Адама впереди целая жизнь. И прожить без ноги он сможет, а вот без воли – нет.
– Иса, ему же больно…
– У него нет ноги. Она не может болеть, – Иса смачно потушил бычок о бетонный пол и пошел просить дополнительную дозу обезболивающего сыну.
Жалеть – это убивать. Я запомнила это маленькой девочкой и несу в себе всю жизнь. Воля – единственное, что может заставить человека встать. Встать, даже если у него нет ног.
4. Катетер
1998
Я лежу в онкологическом отделении. Мама приехала и теперь со мной. Мой бокс в самом конце коридора. Тут я и Юля. И наши мамы.
Я готовлюсь к важному. Мне должны поставить катетер.
Мама привезла вещи, мои игрушки и еду. Она говорит с Юлиной мамой и не ругает меня за тамагочи. Если моя мама рядом, то, значит, ничего плохого не случится. Катетер. Да. Мне не страшно. Мама сказала, что я буду спать. Почему-то она считает, что это хорошо.
Я очень не любила спать в детском саду. Меня там обманывали. «Тихий час» был не одним часом, а целыми двумя. Лежать с закрытыми глазами так долго мне не нравилось. Во-вторых, я не любила чужое. А там все было чужое и даже игрушки. Я дружила только с одной девочкой – Полиной. Один раз я ее убедила, что надо сбежать. Нам было по четыре года. Полина переживала, потому что не хотела пропустить обед. Она любила есть. Я тогда очень испугалась, что Полина не побежит со мной. Мне очень не хотелось спать в саду, я хотела к маме. Тогда я вспомнила, что бабуля вечером варила борщ. Полина согласилась, что этот борщ будет вкуснее, чем садовский, и мы тихо вышли в раздевалку. Я мечтала, как мы пойдем по бульвару к дому. Но воспитательница заметила, что нас нет, и потащила обратно. Мы даже не успели открыть шкафчики. Я сильно заплакала. В тот день я даже смогла заснуть проспала все два часа. От этого я расстроилась еще больше – спать мне не нравилось.
Если мама говорит, что спать – это хорошо, то значит хорошо. Говорит, что врачи все сделают быстро. Я успокаиваюсь – быстро это не два часа как в «тихом часу».
«Мам, а быстро – это сколько?»…
Иду по коридору. Меня ведет мама. Говорит, что будет не больно. «Процедурная». Я умею читать, я хорошо читаю. В первом классе никто лучше меня не читал. А Генка, вон, вообще не умел. Смешно так пытался, а мы все смеялись – дурачок!
Захожу.