8. Второй бокс
1998
Во втором боксе лежит Маша. Мне очень нравятся девочки с таким же именем как у меня. Это так смешно говорить им «Маш!», а они в ответ «что, Маш?». Очень весело, мы всегда смеемся.
Второй бокс – он совсем рядом с нашим, где мы лежим с Юлей. Дверь в него всегда закрыта. Говорят, что Маша «тяжелая». Я не знаю, почему она тяжелая, потому что через дверь кажется, что она худая. А дедушка мне всегда говорит, что я худая и поэтому легкая. Маша «тяжелая», но я не думаю об этом. Я не понимаю, почему не могу к ней зайти. В палате у нее всегда темно. Наверное, Маше не нравится солнце. Они с мамой лежат вдвоем – к ним больше никого не подселяют. Наверное, ей одной скучно.
Юля не хочет со мной дружить, а Маша бы точно дружила, но меня к ней не пускают. Я выхожу в коридор и заглядываю через прозрачную дверь. Но Машиного лица не видно. Ее мама лежит на старой деревянной кровати у стены. Она такая низкая, почти у пола. Таких кроватей в больнице больше нигде нет. Похожую я видела только дома у бабушкиной подруги – тети Зои. Говорили, что у нее вся мебель «советская». Наверное, и эта кровать, на которой машина мама, тоже советская.
Машина кровать металлическая, такая же, как и у меня в палате. Она стоит у окна. Я не вижу Машиного лица, но вижу капельницу. Ей капают красное. Ей капают кровь.
– Мама, почему Маше капают кровь? – мне очень страшно. Все дети лысые и я теперь тоже. Всех химичат, и меня химичат. А если Маше капают кровь… Я не хочу, чтобы мне капали кровь.
Мама не объясняет, говорит что-то непонятное. А мне хочется спросить у Маши – когда капают кровь, это больно? Это так противно. Фу. Маша не выходит из палаты. Я не вижу Машиного лица. Только кровь, которая льется в Машу.
Машина мама иногда выходит из палаты, но быстро возвращается обратно. Она кажется мне какой-то маленькой. Она улыбается мне, когда видит, но почти всегда ничего не говорит. Маша и ее мама всегда только вдвоем. Им очень-очень скучно. Почему я лежу с Юлей, а не с Машей? Маша добрее, чем Юля. Почему-то я точно это знаю.
Мы с мамой приехали на вторую химию. У нас много пакетов. Мы стоим в коридоре. Снова этот запах – он тут везде. Я знаю, что мне опять будут ставить катетер. Но я не хочу маску. Я буду просить врачей ставить мне его без наркоза. Мама говорит, что не разрешат – я слишком маленькая, а это больно. Но я говорю, что потерплю. И я не маленькая!
– Во второй бокс проходите! – говорит медсестра.
Как это во второй бокс? А Маша? Там же лежит Маша…
– Мам!
Мама не реагирует, она тащит сумки по коридору, открывая дверь во второй бокс. Я забегаю следом. Пустой второй бокс. Здесь очень светло. Гладкие кровати. Металлическая и вторая. Советская.
– Мам, а Маша? – я смотрю на пустые кровати. На мамины глаза. Тоже пустые. – Где Маша, мам?
Мама берет меня за руку.
– Маш… Маша умерла. К сожалению.
Тяжелая. Она была тяжелая. Маша умерла. Гудит в голове. Умерла. Умерла.
– Мам,