– Вот как ты заговорил! Когда с его же помощью ты запустил эту свою лавочку, ты ещё побаивался бога-то? А теперь совсем обнаглел!
Татьяна не стеснялась в выражениях, потому что знала, что Владимир на неё не обидится, мстить не будет и киллера не наймёт. Ей позволялось всё, и она решила воспользоваться этим правом до конца.
– С чего же ты взяла, что я его довёл? Он, между прочим, и сам любого доведёт. Не веришь?
Владимир смотрел на неё преданными и наивными глазами. Татьяна рассердилась ещё больше.
– Может быть, ему лучше уйти от тебя, от греха подальше? Так я с ним поработаю и уговорю.
– Нет, нет, что ты! – Владимир категорически замотал головой, – у нас с ним ещё много дел. И мы вполне срабатываемся. А тебе спасибо за Сергея Алексеевича, ты его явно вдохновляешь на подвиги.
Решив, что разговор закончен, Татьяна встала, чтобы уйти, но на минуту замешкалась. Она думала, чем бы ещё уколоть провинившегося племянника.
– Кстати, о женщинах, – сказала она наконец, – почему в твоей бухгалтерии они такие убогие? Бизнесмен такого ранга мог бы позволить себе и супермоделей. Вот Мисс мира Юля Курочкина, говорят, в финансовой академии училась, могла бы быть тебе полезной.
Она решительно направилась к двери. Деревянкин тут же встал и направился провожать гостью. На прощание он сказал: “Приходите в субботу к нам на шашлыки.”
Татьяна вышла на улицу, глотнула свежего воздуха и потерла ладонями свои виски в надежде снять головную боль. Всё-таки не умела она возмущаться, как не умела и бороться за свои права. Вот поговорила несколько минут на серьёзную тему, и уже вышла из кабинета полуживая. А ведь ей надо возвращаться на работу, откуда она сбежала, сославшись на важные дела. Но она всё-таки надеялась, что Владимир учтёт её критические замечания и пожалеет её мужа, как жалела его она сама.
Когда мужу было плохо, она особенно сознавала, как любит его, потому что возникающее в таких случаях чувство жалости не убавляло, а только усиливало её любовь. Она испытывала к нему такую нежность, как будто была юной невестой, а не зрелой женщиной со стажем семейной жизни, приближающимся к тридцати годам. Она была уверена, что их с Сергеем чувство не разбилось о быт, не утонуло в детских слезах и пелёнках, не поддалось искушению новой любви. И они могли гордиться этим.
Владимир Васильевич её критические замечания принял к сведению. Он больше не повышал на Сергея Алексеевича голос, не позволял себе нелестных замечаний вроде: “у тебя, старого, что, склероз”? и не показывал своего раздражения. Зато у него появился ещё один заместитель, некто Степан Иванович Козлов. Это был мужчина лет сорока, на вид неказист, прыщав. Всё в его облике было серым: и глаза, и волосы, и тонкие губы, и одежда. Этот серый во всех отношениях человек, неизвестно откуда и зачем взявшийся, был наделён Деревянкиным немалыми полномочиями. Это он теперь систематически