Разоренное гнездо. Алла Холод

учились на третьем курсе, а новенькая была для меня просто девушкой из группы, пока я не подошел к ней поближе и не пригляделся повнимательнее, в результате чего меня как будто шарахнуло молнией. Аля не пользовалась большим успехом у парней, но то, что отпугивало в ней других, меня неожиданно взбудоражило и даже потрясло. В целом в ней не было ничего такого уж необычного: высокая, тоненькая, гибкая девушка, с длинными темно-русыми волосами, которые она обычно забирала либо в хвостик, либо в стильный рок-н-ролльный пучок. Лицо у нее было правильное, пропорциональное, четкое. И лишь подойдя к ней совсем близко не во время танца, а на перекуре, я понял, что в ней особенного: разные глаза. Редкая генетическая особенность, которая называется гетерохромией. Я думал, что разные глаза бывают только у породистых белых кошек, но оказалось – это не так. Левый глаз у Али был карий и слегка косящий к переносице, а правый – небесно-голубой. Это выглядело настолько необычно, если не сказать диковато, что я слегка оторопел. Казалось, на тебя смотрят два человека. Две девушки. И глядят они при этом совсем по-разному. Аля заметила мое смущение и усмехнулась, при этом один ее глаз выразил именно усмешку, а другой – карий – почему-то отобразил невыразимую глубокую грусть.

      До следующей тренировки я еле дожил и, едва переодевшись, снова стал всматриваться в девушку. И опять мне казалось, что на меня смотрят два разных человека. Конечно, это был всего лишь мираж… С этого второго взгляда я заметил, что Аля необыкновенно хороша, но красота ее не просто тихая и неброская, а скорее затаенная, открывающаяся далеко не каждому любопытствующему, а только тому, кто окажется ее достоин. Короче говоря, мы с ней подружились. Сначала просто гуляли и болтали, потом наши прогулки стали заканчиваться в ее съемной квартирке, где мы бесновались, ели, пили… Любовью мы занимались всякий раз по-разному, в зависимости от настроения Али. Она бывала маленькой доверчивой девочкой, которая разрешает мне себя приласкать. Но могла вдруг внезапно напрячься, выгнуться, как это делает кошка, которая игнорирует все, что не касается исполнения ее желаний. Руки вверх – ноги напряжены… Мне оставалось только схватить ее натянутое как струна тело, завладеть им. И она подчинялась. Охотно, страстно.

      Где училась Аля, я и понятия не имел. Она жила в сталинском доме в центре города, и ее квартира была битком забита книгами об искусстве, в центре единственной комнаты стоял мольберт, а вокруг всегда валялись разбросанные графические рисунки. На некоторых я узнавал себя, хотя в Алином изображении я выглядел куда более красивым, чем в жизни, как мне казалось. Я пытался ее о чем-то спрашивать, но это не имело смысла – она не отвечала, иногда тихонько смеялась, порой удивительно чистенько напевала что-нибудь из «битлов». Аля была страстной битломанкой, и среди ее рисунков имелось много портретов Леннона и Маккартни, выполненных в ее особой манере. Я бы не мог описать этот стиль, но он был оригинальным, а хорошим или плохим с профессиональной точки зрения,