– Спасибо, с удовольствием выпью.
– Я сегодня купила вкуснейшие пирожные с заварным кремом.
Она пошла в кухню, а он стал рассматривать развешенные на стене салона картины. Появилась Эмилия с подносом с кофейником, двумя фарфоровыми чашками и блюдом с пирожными и поставила его на большой дубовый стол.
– Садись, Пинхас. Сегодня ты мой гость, хотя я не такая хорошая хозяйка, как мама. Она дочь обедневшего аристократа. Поэтому согласилась выйти за муж за моего отца-аптекаря. Он её очень любил.
– Я, Эмилия, тоже любил жену. У меня двое сыновей и дочь. Но мой брак подошёл к своему завершению, и я уже написал жене, что буду разводиться.
– Я ещё никогда не встречала такого человека, как ты, интересного, честного и откровенного.
– Всё потому, что ты такая женщина, которой хочется открыться и в которую хочется влюбиться.
– А я уже переступила этот порог, Пинхас, – зарделась она.
– И я, Эмилия. Я уже в первый день это понял.
Он взял её руку в свою большую ладонь и, наклонившись, поцеловал. Она поднялась с кресла и подошла к нему.
– В тот день я тоже это поняла, Пинхас. Я люблю тебя.
Она стояла перед ним в шёлковом, обтягивающем её хрупкое тело, платье. Он встал, нависая над ней, и заключил её в свои объятия. Она положила руки на его плечи и поцеловала в губы, уже не избегая, как вчера, ответа его губ. Ему было легко её поднять, и он понёс её к двери в комнату, ещё не зная, что за ней. Это была её спальня.
– Ты не ошибся милый, – произнесла она, покрывая его лицо поцелуями.
Потом, после безумной страсти, они лежали на тёплой от их горячих тел простыне, не в силах оторваться друг от друга.
– Пинхас, мне было хорошо с тобой.
– А я просто в восторге от тебя, Эмилия, – ответил он.
– Отчего у тебя на спине шрамы? – спросила она. – Тебя так били в России?
Он давно ожидал, что она спросит, и был к этому готов.
– Нет, в Италии.
– Такого не может быть, Пинхас.
– Может, Эмилия. Я прошёл здесь древний обряд возвращения в еврейство. Я очень хотел его исполнить.
– Но ты же и так еврей. Я почувствовала, что ты обрезан.
– Но девять лет назад я принял крещение, – произнёс Пинхас. – Для евреев это большой грех. Недавно я поехал во Флоренцию поговорить с главным раввином. И он всё организовал. Я лёг на пороге синагоги, и экзекутор нанёс бичом тридцать девять ударов.
– Боже мой, тебе же было безумно больно.
– Я даже потерял сознание.
– Ты лечился в госпитале?
– Нет. Вначале мои раны обработал раввин, а потом уже дома лечила Рахель, моя сестра.
– Я обожаю тебя, Пинхас, – прошептала она и легла на него.
Он перевернул её на спину и вошёл в её мягкую упругую плоть.
Утром она осторожно освободилась от его тяжёлых сильных рук. Ей удалось не разбудить его. Он безмятежно спал после ночи бурной продолжительной страсти. Она оделась и вышла из дома. Тяжелобольная