Что поделаешь, будешь скитаться,
Так уж Бог на роду написал.
До сих пор я так часто скучаю
По своей родной стороне,
Спать ложусь – все ночами мечтаю,
А усну – снова вижу во сне.
Вижу
Я не знаю, что будет со мной,
Как сегодня поступит судьба,
Может, в край мой родной
Я уже не вернусь никогда.
Я мечтаю, мечтаю о том,
И грызет мое сердце тоска.
Я хотел бы вернуться в свой дом,
Посидеть вечерком у крыльца.
Побродить по полям, по лугам,
По тропинкам заветным моим,
По зеленым родимым лесам,
По оврагам полазить крутым.
Сплю ночами и вижу во сне
Голубые родные края,
Старый дом у нас в стороне,
За околицей луг и поля.
Германия
Далеко
Я сегодня далеко-далеко,
В незнакомой другой стороне,
Где туманное небо высоко
И каштаны цветут по весне.
Где всё те же густые туманы,
Что стояли у нас по утрам.
Только мне не видать моей Пьяны,
Не бродить по её берегам.
Я смотрю в эти дали седые,
Где осталась далекая Русь,
Где остались поля золотые,
Моя тихая нежная грусть.
Я сегодня далеко-далеко,
В незнакомой другой стороне,
Где туманное небо высоко
И каштаны цветут по весне.
Россия
Здесь, в чужих незнакомых краях,
Где стоят туманы густые,
Я тоскую о русских полях,
О моей синеглазой России.
Я всё вижу рассвет голубой,
Голубые родные туманы,
Что плывут над моей стороной,
Над селом, над лугами, над Пьяной.
Я тоскую о синих глазах,
Что так часто ночами мне снятся,
О моих голубых вечерах,
Что ложатся у нас над полями.
Здесь, в чужих незнакомых краях,
Где стоят туманы густые,
Я тоскую о русских полях,
О моей синеглазой России.
1952 г.
Я тоскую
Я хожу по чужой стороне,
На краю опалённой планеты,
Так тоскливо, не весело мне,
Я тревожно встречаю рассветы.
Предо мною чужая земля,
Голубые чужие туманы,
Незнакомые мне тополя,
В белом цвете чужие каштаны.
И в чужих незнакомых краях,
В незнакомой бурлящей стихии,
Я тоскую о русских полях,
О моей синеглазой России.
Былины
В краю, где блуждают былины,
Среди европейских равнин,
Я видел в те годы руины,
Я видел разбитый Берлин.
Где камень на камне лежали,
Покрытые пылью седой,
Где голые стены стояли
Столицы давно вековой.
Виднелись глубокие раны
В кварталах ещё городских,
И