– Ты чего-то недопонял. Предатель жив. Он сидит в американской тюрьме. Как американцы допустили, что их человека арестовали? Как ты думаешь?
– Это ваша прерогатива думать. А я – подчиненный, – хмуро ответил Олег, догадавшись, куда клонит шеф. – Но как мне кажется, допустить или даже инициировать его посадку американцы могли только в случае потери доверия к Петрову.
– Так-так, – оживился Плотников, довольный, что этот молчун Ермилов, с лицом обаятельным, но вечно обиженным, соображает так, как в представлении полковника Плотникова и должны соображать его оперативники. – Продолжай.
– Он чем-то насолил американцам. Хотя… – Олег потер подбородок в задумчивости. – Может, дело и не в Петрове вовсе? Он только повод, чтобы вызвать нас на какие-то действия.
– Чтобы понять это, мы и займемся вплотную Меркуловой и заодно Мораном. Какие предположения по поводу того, чем Петров насолил американцам?
Ермилов чувствовал себя как в школе перед строгим завучем, который выяснял, кто из учеников курил в туалете. У Плотникова наверняка были версии, но он не торопился их озвучивать.
– Если бы я оказался на месте его хозяев, к решению об его аресте меня могло подтолкнуть появление новой, неожиданной информация о личности Петрова или его действиях, о которых он мне не докладывал и которые скрывал. Другой вопрос, как могли вскрыться эти новые обстоятельства? Что послужило пусковым механизмом? Появление в Америке какого-то человека, сообщившего сведения о Петрове, противоречащие представлениям цэрэушников о предателе-старлее?
– Возможно, – покивал Плотников. – Надо будет проверить, кто из бывших носителей секретов выезжал в Америку или Европу за последнее время. До ареста Петрова в Америке. Кто из них мог в конце семидесятых – начале восьмидесятых пересекаться с Петровым по службе.
– То, что он подлец, – продолжил рассуждать Ермилов, увлекшись своей идеей, – для американцев не секрет. Они имеют дело только с такими субъектами, которых можно купить. Речь не о том, что им открылся вдруг его моральный облик.
– Нет конечно, – рассмеялся Петр Анатольевич. – Это ты загнул насчет морального облика. Открыться им могло то, что он работал и против них.
– Каким образом?
– Каким образом открылось или каким образом работал? – Плотников снял трубку зазвонившего телефона внутренней связи. Молча выслушал и попросил: – Давайте позже. Через полчаса. – Он поглядел на Олега: – У тебя ведь есть приятель в УБОПе, если я не ошибаюсь?
Ермилов кивнул, опустив глаза, сдерживая порыв спросить, откуда у шефа такая информация. «Обложили, – подумал он словами из песни любимого Высоцкого. Но в этой констатации факта не было ни настороженности, ни сожаления, а скорее, восхищение. – И до Славки добрались».
Он силился вспомнить, знал ли о Богданове прежний начальник из английского отдела Сорокин, но так и не вспомнил.
– Ты