Саша обиженно подняла брови. Много в чем ее можно было упрекнуть, но только не в этом. Когда-то, конечно, у нее бывали романы, но она никогда не смешивала их с работой, а вся ее жизнь теперь стала работой.
– Князев по досье и по фотографии выглядит совершенно обыкновенным русским человеком, – сказала Саша. – Как знать, может, в этом причина его популярности. Люди любят его потому, что он точно такой же, как они. Князев согласен принять третьего комиссара?
– Ни согласия, ни несогласия Князев не выражает, – ответил Бокий. – Он неглуп и понимает, должно быть, что против большевиков ему идти не с руки. Но и найти общий язык с партийными не может. Гонору много, идеи разные… политическая грамотность низкая, характер сложный. Вот и выжидает. Но если и с третьим комиссаром не поладит, может красные знамена пустить на тряпки и переметнуться… на другую сторону. Его люди за ним пойдут хоть к черту. Хуже всего, если решение Князев уже принял, и не в нашу пользу. Тогда он ждет комиссара, то для того лишь, чтоб с порога повязать и выдать. Такого исключать нельзя.
– Что же, на то и война, чтоб рисковать жизнью!
– Ну что ты сияешь, будто на праздник тебя зовут. Дуреха, – Саша впервые видела Бокия таким раздраженным. – Это худшая часть моей работы – отправлять своих людей, возможно, на верную смерть. А ты улыбаешься. Слушай меня внимательно. Чтоб справиться с этой задачей, да и просто чтоб выжить – что, скорее всего, одно и то же в данном случае, – тебе придется быть очень умной. Ты неглупа, я знаю. Но тебе надо стать существенно умнее, чем ты есть. Князев – не рядовой военспец, который не знает, кого бояться больше – своих солдат или своего комиссара. Тебе придется во многом ему уступать. Но одновременно и жестко держать линию партии. На что-то, возможно, закрывать глаза. Но в принципиальных вопросах спуску не давать, невзирая на последствия. Ни в коем случае не пытаться руководить его людьми через его голову. Но в то же время установить личный контакт с кем только возможно, завоевать влияние. Партийная организация там слабая. Тебе надо усилить ее, но так, чтоб Князев не чувствовал в этом угрозы для себя. Ни в коем случае нельзя ошибаться. Но в то же время… есть такой метод: когда человек совершил ошибку, из-за которой вы не можете вместе работать, и исправить ее нельзя – ты можешь совершить ошибку в ответ. Тогда ему будет, что тебе простить, и он позволит тебе простить себя. Но это надо очень аккуратно применять, можно произвести и обратный эффект…
– Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби, – процитировала Саша.
– Тоже мне, овца среди волков, – усмехнулся Бокий. – Смотри, Гинзбург, может, останешься? Ты по-прежнему нужна здесь.
– Вы ведь знаете, Глеб Иванович, что я уеду.
– Ну как знаешь, – ответил Бокий. – Поезд твой послезавтра, успеешь передать дела. Инструктаж получишь в дороге. Телефонируй мне по прибытию. И потом не реже чем раз в три дня. Будем на связи столько, сколько это возможно.
– Похоже, тупик. Нет здесь никаких зацепок, – сказал Донченко.
– Могу