Бабло побеждает зло. Анастасия Сергеевна Столярова

но слава богу, потом передумали. При всем своем дружеском к ней отношении, я никогда не рассматривал ее как свою потенциальную девушку, потому что она просто отталкивающе некрасива. У нее маленькие поросячьи глазки, безобразно большой нос и совсем тонкие, словно ниточки, губы. В детстве она была светло-русой с блеклыми невыразительными бровями и ресницами, сейчас у нее черные крашеные волосы и густо подведенные глаза, из-за чего ее кожа кажется белой как лист бумаги, она хочет быть похожей не то на гота, не то не эмо, на кого угодно, только бы не показать свое настоящее «я». Ее мать в прошлом достаточно известная модель хотела видеть свою единственную дочку нежным белокурым ангелом в розовых платьицах с оборками, но она, как и многие родители, обломилась. Дети очень часто не соответствуют их высоким ожиданиям, это я знаю по себе, для отца я крайне неудачный бизнес-проект, который он по известным причинам не может просто взять и прикрыть. Я знаю Крис с детства и за все это время я ни разу не видел ее в платьях с оборками, она обычно носит драные чулки, короткую кожаную юбку, огромные безразмерные толстовки и частенько забывает надеть трусики. Этакая девочка-оторва. Пожалуй, я могу назвать ее своим единственным другом.

      – Ах ты сучка, – восклицаю я.

      – Кто это тут у нас, наш сладкий мальчик? – фыркает она.

      Я невозмутимо улыбаюсь, но мы оба знаем, что это меня дико бесит, я терпеть не могу эту слащавость, которую мне придают густые каштановые кудри. Я пробовал стричь их совсем коротко, но тогда они начинают торчать во все стороны, как жесткие щетинки и я сразу становлюсь похож на общипанного утенка.

      – Как ты вообще? – спрашивает она, чуть прищуривая глаза, словно пытаясь опередить говорю ли я ей правду.

      – Отец ночью приехал…

      – Херово…

      Мы оба замолкаем, не нужно объяснять, что это значит, теперь никаких вечеринок до утра и тусовок по клубам. И конечно же, никаких запрещенных веществ, я не закидывал ничего уже три дня, возможно, мне поэтому так хреново.

      – У меня опять начала болеть голова… – зачем-то говорю я ей и мысленно ругаю себя за излишнюю откровенность, я уже усвоил, что никто и никогда не должен знать обо мне ничего лишнего. Иначе однажды это будет использовано против меня.

      – И куда ты подашься, болезный? – хихикает она.

      – Сейчас на английский. Сегодня вечером у нас тренинг.

      – В полях?

      Я мотаю головой:

      – Теоретические занятия. Поля в следующий раз…

      – Понятно. Будешь пахать как трактор?

      – Я не трактор. Я комбайнер…

      Она снова хихикает и пихает меня локтем, и мы идем на еще более скучную, чем предыдущая, лекцию. Я отчаянно зеваю и тру глаза ладонями, мне нестерпимо скучно. Приложение таймер обратного отсчета присылает мне сообщение, что до вылета в Калифорнию остается 262 долгих дня, я несколько секунд вглядываюсь в фото на заставке – ядовитая зелень пальм, белоснежный песок и лазурный океан. Я мысленно переношусь в