Неделя Песаха, когда мы праздновали наш Исход* из земли Египетской, и чувствовали себя такими радостными и благодарными, как если бы это произошло только что, была тем временем, когда наши соседи гои решали напомнить нам о том, что Россия – это ещё один Египет. Я слышала об этом от людей, и это была правда. В Полоцке и в пределах Черты всё было относительно неплохо, но в русских городах, и еще больше в сельских районах – где разрозненно проживали еврейские семьи по специальному разрешению полиции, которая постоянно меняла свое мнение относительно того, позволить ли им остаться – гои превратили время Песаха в кошмар для евреев. Кто-то начинал лгать об убийстве христианских детей, а глупые крестьяне приходили от этого в ярость, и, напившись водки, отправлялись убивать евреев. Они нападали на них с ножами и дубинками, косами и топорами, убивали или пытали их, сжигали их дома. Это называлось «погром». Евреи, которым удалось уцелеть при погроме, приезжали в Полоцк израненными и рассказывали ужасные, жуткие истории о том, как маленьких детей разрывали на части на глазах у матерей. Услышав такое, невозможно не зарыдать и не задохнулся от боли. Люди, которые видели такие вещи, никогда больше не улыбались, сколько бы они ни прожили, иногда они седели за один день, а некоторые сходили с ума на месте.
Мы часто слышали, что погром возглавлял священник, несущий крест перед толпой. Крест всегда служил нашим врагам оправданием жестокости по отношению к нам. Я никогда не присутствовала при настоящем погроме, но бывали времена, когда угроза погрома нависала над нами даже в Полоцке, и во всех моих страшных фантазиях, когда я пряталась по темным углам, думая об ужасных вещах, которые гои собирались со мной сделать, я видела крест, безжалостный крест.
Помню, как однажды я подумала, что на нашей улице вспыхнул погром, и как я только от страха не умерла. Это был какой-то христианский праздник, и полиция предупредила нас, чтобы мы не выходили из дома. Ворота были заперты, ставни наглухо закрыты. Если ребенок плакал, няня грозила отдать его священнику, который скоро пройдет мимо. Со страхом и любопытством мы смотрели сквозь щели в ставнях. Мы видели шествие крестьян и горожан во главе с несколькими священниками, которые несли кресты, хоругви* и иконы. На почетном месте несли ковчег с мощами из монастыря на окраине Полоцка. Раз в год гои совершали крестный ход с этим мощами, и в связи с этим улицы считались слишком святыми для нахождения там евреев, и мы жили в страхе до конца дня, зная, что малейшее нарушение может привести к беспорядкам, а беспорядки – к погрому.
В тот день, когда я увидела шествие сквозь щель в ставнях, на улице были солдаты и полицейские. Всё было как обычно, но я об этом не знала. Я спросила няню, которая тоже смотрела сквозь щель у меня над головой, для чего были нужны солдаты. Она беспечно ответила мне: «На случай погрома». Да, там были и кресты, и священники, и толпа. Громко трезвонили церковные колокола. Все было готово. Гои