Последний Угодник вздохнул.
– Ненавижу, сука, картошку.
– Почему?
– А ты поешь каждый день одно и то же, холоднокровка, и оно тебе поперек горла встанет.
Жан-Франсуа изучил свои длинные ногти.
– Ни разу еще не слышал аргумента против таинства брака лучше, Угодник.
– Девушка принесла мне выпивку, и я кивнул в знак благодарности. Остальные посетители вернулись к своим разговорам, делая вид, будто не замечают меня. В таверне было людно, и среди местных, зюдхеймцев, я заметил иноземцев с бледной кожей, в грязных килтах и с отчаянием в глазах: беженцев из Оссвея, спасавшихся, скорее всего, от войны на севере. Впрочем, мое появление уже не так смущало, и я потянулся за флаконом в бандольере.
Обычно я на людях не курю, но меня от потребности как будто свинцом придавило. Я отсы´пал себе щедрой дозы, потом взял бутылку из-под вина с кровокрасной свечой и поднес к огню трубку.
Курить санктус – это целое искусство. Поднеси его слишком близко к огню, и кровь сгорит. Будешь держать слишком далеко – и она будет плавиться слишком медленно: не испарится, а потечет. Зато если все сделать верно… – Габриэль покачал головой, поблескивая серыми глазами. – Боже Всемогущий, если все сделать верно, то сотворишь настоящую магию. Вкусишь блаженство ярко-красного рая. Наплевав на чужие взгляды, я приник к мундштуку. Кровь была наихудшего качества: слабая, как жиденький бульон, но все же стоило дыму коснуться моего языка, и я вернулся домой.
– На что это похоже? – спросил Жан-Франсуа. – Любимое таинство святой Мишон?
– Словами не передать. С тем же успехом слепой может попытаться описать радугу. Вообрази момент, первую секунду, когда ты проникаешь между бедер возлюбленной. Спустя час с лишним службы у алтаря, когда все уже прошло своим чередом, а в ее глазах не осталось ничего, кроме желания, и вот наконец она шепчет заветное слово «давай». – Габриэль покачал головой, глядя на трубку на столике. – Возьми это блаженство, умножь его стократно и, возможно, получишь нечто отдаленно похожее.
– Ты говоришь о санктусе, как мы говорим о крови.
– Первое – таинство Серебряного ордена. Второе – смертный грех.
– Не лицемерие ли это? Ваш орден охотников на чудовищ столь сильно зависел от крови так называемых чудовищ, которых сам же истреблял.
Габриэль подался вперед, уперев локти в колени. Длинные рукава блузы задрались выше запястий, обнажив татуировки на предплечьях: Манэ, ангел смерти, Эйрена, ангел надежды. Работа была великолепной, а сами чернила поблескивали в свете лампы серебром.
– Мы были сыновьями своих отцов, холоднокровка. Наследовали их силу, скорость. Отмахивались от ран, которые обычного человека свели бы в могилу. Но тебе ведь знакома ужасная жажда, наше проклятье. Санктус – средство, чтобы унять ее, при этом не поддаваясь нужде или безумию, в которое