«Я воспринимаю неудачи как временные сложности и быстро восстанавливаюсь».
«Я безоговорочно себя люблю».
«Да, я могу все, независимо от обстоятельств, с которыми сталкиваюсь».
«Я отлично учусь и отлично работаю».
Мой отец считал, что «человеческий разум – это самый быстрый, самый продвинутый, самый компактный и эффективный компьютер, который когда-либо производился в больших количествах неквалифицированным трудом». Он верил, что туда можно вводить данные и устанавливать ожидания, как вы устанавливаете, например, термостат. Карьера отца стала для меня, если можно так сказать, вторым братом или сестрой. Она связана со мной, но при этом она – отдельная личность. Стоит отметить, что для отца это был скорее образ жизни, нежели работа.
В старшем возрасте я перешел от аффирмаций к набору карточек для заметок. На лицевой стороне я писал то, что ценил: школа, работа, семья или успех. На обратной стороне я перечислял модели поведения, необходимые для того, чтобы добиться успеха в названной на лицевой стороне области. Я просматривал карточки по дороге в школу. Я просматривал их в школе во время обеда. Я просматривал их вечером. Я никогда не противился философии отца; я ее принял. Начиная с седьмого класса, я читал цитату недели перед всей школой. Все знали, из какой я семьи, а я, в свою очередь, никогда не прятался. Помню, как в старших классах я играл в баскетбол против школы Стейлакум недалеко от Такомы. В этой школе преподавали одну из программ моего отца, поэтому все ученики знали, кто я такой. Когда я стоял у штрафной линии, толпа скандировала в мою сторону: «по-тен-циал!». Мне оставалось только смеяться.
Несмотря на то, что родители прилагали немалые усилия, чтобы привить мне все эти истины, я не думаю, что в подростковом возрасте я умел по ним жить. Я понял это только в конце третьего семестра обучения в Восточной школе в Лос-Анджелесе, где играл в футбол и баскетбол. На втором курсе я вступил в братство «Сигма Альфа Эпсилон». Первый семестр включал так называемую «Адскую неделю», которая стала для меня адской по причинам, не имеющим ничего общего с братством. Уже на второй день я почувствовал себя ужасно. Я отправился в свою комнату в Норрис Холле и проспал часов десять. Когда я переворачивался, мне казалось, что в спину вонзали иголки. Несколько товарищей по команде и парней из братства пришли меня проведать. И вот тогда все мы дружно выяснили, что у меня температура за сорок. Меня сразу же отвезли в мемориальную больницу Хантингтона в Пасадене. Я, уверенный в том, что меня осмотрят