Кормили в госпитальной столовой более чем скудно: пустые слизистые супы из овсянки, водянистые пюре с каплей рапсового масла да иногда отварная рыба неведомой свежести.
Через неделю такой жизни Лунь готов был выть от тоски. Правда, благодаря госпиталю Лунь обзавелся кое-каким имуществом. Сестра-кастелянша выдала ему две смены белья, полотенце и три куска мыла. В качестве зимней одежды его снабдили старой офицерской шинелью и такой же потрепанной фуражкой без кокарды. Шинель была как нельзя кстати. И Лунь пару раз совершал в ней вылазки в город. С первого же пенсиона он приобрел небольшой фибровый чемоданчик зеленого цвета и хорошую резную трость взамен той палки с резиновым наконечником, которую ему выдала в госпитале все та же сердобольная сестра-кастелянша. Трость была вырезана из канадского клена и украшена медным набалдашником в виде орлиной лапы, сжимающей бронзовое яйцо. Заканчивалась она кабаньим копытцем из позеленевшей меди. Вещь была очень удобной, и Лунь с удовольствием бродил с ней по улицам предместья. Довольно увесистая, трость могла при случае послужить и дубинкой. Санитары-соседи долго обсуждали необычную покупку, отпуская при этом идиотские шуточки.
Большим благом было то, что Лунь мог подлечивать свою спину прямо здесь же – на работе. Напротив рентген-кабинета была массажная комната, и ему, по разрешению главврача, почти ежедневно делали массаж спины и даже подводное вытяжение. Так что к Рождеству он почувствовал себя намного лучше, чем при выписке. Тем не менее душа рвалась на свободу, и каменные своды старинного монастырского лазарета давили все сильнее и сильнее.
Выходных в госпитале не было, но однажды Лунь отпросился у своей начальницы на полдня в город. Госпиталь был обесточен после мощной английской бомбежки и рентген-кабинет бездействовал. Фрау Анке нехотя отпустила своего лаборанта до утра.
За эти неполные сутки Лунь попытался изменить свою убогую жизнь. Он облачился в мундир, надел шинель, нахлобучил великоватую фуражку, взял трость и вышел на улицу, невзирая на мерзкий зимний дождь. Известно, что одни под дождем мокнут, а другие прогуливаются. Все дело в выборе. Но Лунь выбрал нечто иное: он шел в дождь перекраивать свою судьбу. Он решился… Решился на то, чтобы нанести визит вдове майора Вебера, женщине, которую сделал вдовой – к неведомой ему Марии Вебер. Там, в тишине и темноте рентген-лаборатории, он хорошо продумал свою новую легенду и все свои дальнейшие шаги. Поскольку в Берлине у него не было ни одной знакомой души, да и во всей Германии после Вейги тоже не было ни родных, ни друзей – он и направлял свои стопы на Химмельгассе, 9, где когда-то жил принесший ему боевую удачу мундир майор Вебера.
Небольшая вилла с двухоконной мансардочкой с трудом просматривалась сквозь стволы и ветви облетевшего сада. Лунь решительно нажал на кнопку звонка, но звонок, по всей вероятности, не работал – электричество после ночной