Эхо. Надежда Александровна Белякова

тесно в пустыне будней

      скудного долгого дня.

      И потому блуждаем все вместе,

      друг друга, браня и коря.

      Словно все разом забыли;

      Зачем они все вошли

      в лабиринт одиночеств пустыни,

      чтобы вместе выход найти.

      Давай помолчим до утра!

      Быть может, все же все было не зря?

      Старый боцман

      Старый боцман бывает нежен

      Только, если идёт ко дну.

      На дно бутылки, в которой уж пусто —

      последний глоток греет глотку его.

      Осталось записку в бутыль вложить,

      чтобы три буквы в неё уместить:

      короткие SOS, и в море, как рыбку,

      бутыль отпустить!

      Он пренебрег вековечным запретом

      – "Бабам не место в морях на борту!"

      Но он и есть их последний корабль,

      который давно не на плаву!

      И бабы танцуют Мамбу и Джигу

      вдоль по всему его пьяном хребту.

      И старый боцман становится нежен,

      И верно, и тихо с улыбкой блаженной

      идёт к заветному дну…

      Уроки

      Жизнь не прощает нам пропущенных уроков.

      Уж лучше прогулять, чем тускло их проспать.

      У разных берегов – иная правота,

      пока ее не вычерпать до дна,

      на все в ответ – лишь немота одна.

      Неведома та правота до срока, пока не переплыть

      иль по водам бродить, чтобы узреть иные берега.

      Но Зимний муж и Летняя жена, им не встретиться никогда.

      Они спешат друг-друженьке навстречу,

      но вместе их не встретить и в века.

      Меняя знаки и обличья, перекопав себя до самой сути дна,

      становятся лишь: Летний муж и Зимняя жена.

      И вновь по кругу та же маята.

      Бог женщины и Бог мужчины

      Бог женщины и Бог мужчины

      в извечном поиске первопричины —

      "Начала всех начал" – созвали на Совет;

      цветущих трав зелёный оберег,

      стихии вод и звуки вдохновения,

      и таинство полета птиц в стремленье,

      распахнутою тень их крыл

      в бескрайней ночи тьму,

      в которой плыли мы, минуя берега,

      пока сто лет спустя,

      однажды всё же ночь пришла.

      Легла на чистый полог дня

      и нас во чрево прияла

      вместе с полями, далями, ошибками,

      пустыми без надежды днями.

      Там мы сидели на холме и,

      наблюдая, ждали,

      ждали,

      ждали;