Я еле-еле отделалась от любопытной коллеги, сославшись на тайну следствия. А вскоре, придя к себе в кабинет, обнаружила в нем непривычно молчаливую Корониду и узнала в придачу, что мою младшую помощницу городской мировой суд приговорил к шестидесяти четыре дням общественно-полезных работ за распространение ложных сведений. Какие именно из распространенных ею сведений были ложными, судья не уточнил и посоветовал поклоннице Совоокой почаще держать язык за зубами, превентивности, так сказать, для. Иначе, заметил он, неласково на Корониду глянув (по ее словам, от этого взгляда у нее душа ушла в пятки) в следующий раз ей придется выплачивать большой штраф, а в случае третьего повтора правонарушение из административного превратится в уголовное. «Он очень доходчиво все мне объяснил», – делая большие глаза, поведала Коронида, и на том умолкла, превратив сатурнюю рутину в некое предчувствие конца света. Ситуация вокруг меня складывалась ужасающим образом, однако саму меня ни о чем не расспрашивали, на чистую воду вывести не пытались, и только совесть, извечный враг заговорщиков, свернулась в животе холодным клубком.
Я рассказывала обо всем этом Солю, и с каждым моим словом он делался все взрослее и угрюмее. Под конец истории стало казаться, что напротив меня скорчился глубокий старик, одинокий и несчастный.
– Ты знал? – спросила я.
– Нет.
Я посмотрела на него, сидящего напротив: неподвижного, с насупленными бровями и сжатыми в ниточку губами, и вдруг ощутила, что паучата в животе перестали шевелиться. Он не знал. И сейчас ему так же плохо, как было мне, когда я только услышала все эти жуткие новости.
– Она