(Сегодня я встречу господина,
Который охотно сожрёт меня.
Нежные части а также жёсткие
Предложены в меню.)
Mein Teil – Rammstein
Шпатц потер скулу, которой его весьма чувствительно приложил об стол один из полицаев. Прижавшись к его правому боку, всхлипывала Францеска. Крамм сидел с левой стороны и недовольно разглядывал длинную прореху на штанине. Видимо, за что-то зацепили, когда выволакивали из подвала на улицу.
– Довольно сомнительное приключение, верно, герр Крамм? – Шпатц толкнул анвальта в бок. – Как думаете, что нас теперь ждет? Воспитательный срок в арбейтсхаузе?
– Надеюсь, что дело ограничится назидательной беседой, – Крамм бросил взгляд в сторону захлопнувшейся двери, куда только что вывели одного из их «товарищей по несчастью». Время было уже к утру, но пока никого в камеру не возвращали.
– Мне так стыдно, – Францеска еще раз сдавленно всхлипнула. – Они скажут моим родителям?
– Увы, фройляйн Францеска, не могу вас ничем порадовать, – Крамм пожал плечами. – Скорее всего, вашу фотографию даже в газете опубликуют. Буквально вчера я листал «Аренберги-нахрихтен», там под порицание нарушителей общественного порядка отведен целый разворот. Фотокарточка, на лбу крупными буквами написано слово «ПОЗОР», и в пояснении указано, в чем именно провинился этот конкретный человек.
– Нет! – Францеска снова зарыдала, схватилась обеими руками за подол короткого платья и попыталась натянуть его на колени. Шпатц бросил на Крамма осуждающий взгляд и погладил девушку по волосам.
– Я надеюсь, вы шутите, герр Крамм? – Шпатц попытался отстранить от себя рыдающую фройляйн, но совершенно безуспешно.
– Хотелось бы, но нет, – Крамм хмыкнул. – Я просто не придал этому значения, когда читал. Думал, что нас-то это никак не может коснуться.
Замок на двери лязгнул, дверь открылась.
– Маркфельд, Крутц, Ивергрубер! – отрывисто произнес полицай. – На выход!
С бетонного пола начали подниматься названные – двое молодых мужчин и фройляйн в платье с оторванным рукавом. Вместе с Шпатцем, Краммом и Францеской теперь осталось всего семь человек.
– Могли бы хоть скамейки какие-нибудь поставить, – проворчал Крамм, поднимаясь с пола.
– Сидеть! – раздался из зарешеченного окошечка на двери грозный голос полицая.
– У меня замерз зад! – огрызнулся Крамм. – Можно я постою, герр полицай?
– Не разговаривать! Сидеть! – замок снова лязгнул. Крамм примирительно поднял руки и снова опустился на бетонный пол.
– Я понял, понял! – Крамм вздохнул.
Снова потянулись тягостные минуты. Выпитый алкоголь уже давно выветрился. Было холодно, пустой со вчерашнего утра желудок поднывал от голода. Францеска всхлипывала. Шпатц еще раз осмотрел камеру, но за несколько часов ничего нового в ней не появилось – унылая полуподвальная комната с зарешеченным окном под потолком с одной стороны и тяжелой обитой железом дверью с другой. Голый пол,