До шести лет ее повседневное существование шло своим чередом, и каждый день был похож на предыдущий. Бабушка присматривала за ней, а Шабо каждый вечер после школы с охоткой играл и рассказывал занятные истории о большом мире, который окружал их. Отец редко появлялся дома: у него, атамана общины, было много обязанностей, да и бывать в собственном доме после смерти милой жены он разлюбил. С дочерью он совсем не общался и она привыкла к такому положению дел, а заботы бабушки и Шабо ей вполне хватало.
Впервые предчувствие будущего постигло ее в шестилетнем возрасте, за неделю до того, как Шабо прошел испытания первой ступени и получил распределение во внутренний дворец. Соседи у них были гончары, и, заметив Ришины склонности, позволяли девочке приходить к ним в мастерскую и учиться работать на гончарном круге: из-под ее рук выходила красивая и ровная посуда. В тот раз Риша работала над чайной чашкой, когда вдруг ей стало понятно, что пройдет неделя, и уже в следующую луну она останется без компании обожаемого братика, который навсегда покинет отчий дом. Плача, она доделала чашку и отпросилась у доброго соседа домой; тот, видя, как она опечалена, отпустил ее без возражений. Увидав ее слезы, бабушка спросила внучку, что случилось. Скоро Шабо уйдет от нас, горестно отвечала Риша. Бабушка встревожилась, начала расспрашивать. Вызнав подробности, старушка посадила внучку к себе на колени и крепко прижала к груди. «У тебя дар, милая, – сказала она грустным голосом, – дар знать будущее. И никто чужой об этом даре узнать не должен».
Риша накрепко запомнила ее слова. Позже, когда вернулся из школы Шабо, бабушка рассказала ему о том, что услыхала от внучки. Он, точно так же, как и бабушка, испугался и опечалился. «У тети Оникс был такой дар», – выпроводив Ришу из дома во двор, сказал он бабушке негромко. Но бабушка была глуховата и ему пришлось, повысив голос, повторить свои слова: так Риша, обладавшая тонким слухом, без труда стала свидетельницей их беседы. «Если хозяева узнают, нашу Морион постигнет участь Ники», – согласилась бабушка. Тетя Оникс, младшая бабушкина дочь, в девятилетнем возрасте была избрана пифией и спустя восемь лет службы умерла, отравившись парами ядовитых испарений, вызывающих пророческие видения. «Если я стану агнцем, малую они не тронут», – с угрюмой убежденностью возразил на это брат. Они помолчали. Затем бабушка невесело сказала: «Милый, не подумай, будто бы тебя я люблю меньше, чем Морион…» «Я знаю!» – торопливо перебил ее Шабо. Бабушка вздохнула. «Объясни малой, насколько ей следует соблюдать осторожность. Если атаман узнает, он, не колеблясь, предпочтет твою жизнь её». «Никто не узнает!» – с чувством сказал брат, и, выйдя из дому, встал перед сестрой на колени и крепко ее обнял.
«Я тебя никому не отдам, моя маленькая, – сказал он. – А ты пообещай мне, что никому, кроме меня и бабушки, не будешь о своем знании будущего рассказывать. Даже папе нельзя, поняла, Риша? Именем мамы поклянись».
Он был взволнован, голос дрожал, а сердце стучало быстро-быстро. Расстроенная открывшимся ей будущим (в правдивости и неизбежности которого она ничуть не сомневалась), напуганная реакцией брата, Риша прижалась к нему в ответ и шепотом, истово поклялась именем матери хранить ото всех, кроме него и бабушки, ее маленькую тайну. Лишь тогда Шабо немного успокоился и стал играть с ней, как прежде. А через неделю он выдержал сложный экзамен на степень послушника и получил распределение в школу второй ступени.
Перед своим отъездом он сказал безутешной сестре: «Помни, маленькая, никому ни слова. Даже вида не подавай, будто знаешь о будущем больше, чем остальные. Особенно остерегайся хозяев, старших жрецов и Мудрых – они любую необычность нутром чуют. Папе тоже не доверяй – он на стороне хозяйских. И не бойся: я наказал бабушке беречь тебя, да и сам, как выдастся выходной, тут же приду тебя навестить, хорошо, маленькая?» Он уходил из дома, и ничего хорошего в этом не было, но учиться притворяться нужно было уже сейчас, и Риша согласно кивнула. Она даже сумела улыбнуться и помахала ему рукой, когда на прощение он потрепал ее по волосам. А потом брат ушел, и в следующие два года появлялся дома очень редко, хотя каждый его визит Риша могла предсказать. И наслаждалась радостью от предвкушения встречи.
Когда Рише исполнилось восемь и бабушка заплела ей волосы в первую взрослую прическу, девочка узнала, что вскоре тоже покинет отчий дом: ей, как отмеченной печатью богов, полагалась особая работа. «Хозяева поручат мне мыть статуи», – сказала она бабушке после того, как та позволила ей поднять руку и насладиться гладкостью гребня и шпилек, доставшихся ей в наследство от матери и украшавших теперь ее новую прическу. «Какие статуи?» – как можно более беззаботно спросила ее бабушка, но Риша расслышала нотки страха в ее голосе. Они словно бы ослабляли всегда туго натянутые струны бабушкиных слов. «Статуи, которые растут в водоеме под деревом», –