– Москва? – вылупил Фризе белесые зрачки. – Но ми ехаль нах Ост. Москва совсем в другой сторона.
Арбель опешил.
– Как в другой? Вы же мне давеча сказали…
– Сказаль, что поезд из Москва. Яволь! Мы ехайт Тюмень, назад не скоро…
– Это правда? – Канцелярист повернулся к Вадиму: – Мы едем в Сибирь?
– Точно так. А вы не знали?
Выяснилось, что Арбель ночью впопыхах перепутал составы. Эта новость произвела на него сильное впечатление, он взъерошил руками волосы, закачался на пачке с географическими учебниками и патетически воскликнул:
– Я идиот! И что мне теперь делать? Прыгать на ходу?..
Не понравился он Вадиму. Неврастенический порывистый интеллигентик. На театральных подмостках такие хороши – заламывают руки, произносят пылкие речи. Но в жизни от них лучше держаться подальше. Они будут учить тебя жизни, загружать высокоумными сентенциями, однако, случись форс-мажор, сразу растеряются и станут беспомощнее новорожденных.
Вслух, конечно, Вадим ничего этого не сказал. Он деликатно напомнил, что вокруг тайга, и выпрыгивание из поезда ни к чему хорошему не приведет.
– У вас же нет желания блуждать здесь до скончания века? Проще доехать до следующей крупной станции, там вы сможете сойти и подождать обратного состава.
– А когда он пойдет?
– Кто бы знал…
Регулярные пассажирские перевозки в Зауралье еще только налаживались, и Вадим понятия не имел, существует ли четкое расписание.
– Что вам мешает доехать с нами до Тюмени и вернуться этим же поездом?
– До Тюмени? – Арбель задумался. – Но это верст триста… уф!.. Потеряю уйму времени.
– Быстрее не получится.
– Русиш айзенбан… железный дорога… ошень длинный! – присовокупил Фризе. – От штацион до штацион – целий вечност. Герр Вадим даваль кароши совет!
Арбель послушался и прыгать из вагона не стал. Невзирая на свою эмоциональность, он был неглупым человеком, умел просчитывать на будущее и избегать безрассудных поступков.
В портфельчике у него, кроме убористо исписанных листков, нашлась банка вареной фасоли. Он хлебосольно выставил ее на общий стол.
Вадим оценил щедрость негаданного попутчика и тоже не стал жмотиться: угостил его салом, сухарями и кетовой икрой из гэпэушных пайков. Фризе выудил заветную флягу со шнапсом, обед сделался еще колоритнее и затянулся до темноты.
К вечеру локомотив сбавил ход. Лес обступал железнодорожную колею так тесно, что ветки хлестали по вагонам и в летнюю сушь любая искра из паровозной трубы могла обернуться пожаром.
До Тюмени оставалось верст тридцать, когда Вадим, обладавший уникальным слухом, различил сквозь ленный