– Это правда, – согласился он, улыбнувшись своим мыслям. – Примерно как с теми лилиями.
– Цветы вы мне тоже дарите не в первый раз…
Он промолчал. Отрицать этого он не мог, да и зачем?
– На прошлой неделе вы приходили в ресторан каждый день. И каждый раз оставались до самого моего ухода. Я все еще чувствую, что происходит вокруг меня, даже если и не вижу. Вы за мной наблюдали. Лучше не отпирайтесь.
Он втянул сквозь зубы воздух.
– Хорошо, не буду. Я за вами следил. Но не из злого умысла. Просто хотел убедиться, что у вас все благополучно. Потому что… – Он замешкался, немея от слов, которые сейчас готовились сорваться с губ. – Недавно я потерял человека, который был мне очень близок.
– Что вы имеете в виду? – спросила она смягчившимся тоном.
Он прикусил губу. Заговорить с кем-то о своих личных чувствах – для него это было впервые. Юань Чжибан назвал бы его слабаком, но это так раскрепощало…
– Я знаю, что вы потеряли отца, – тихо произнес он.
Она закашлялась, и ее глаза увлажнились слезами.
– Вот и мой отец тоже недавно скончался, – продолжил он. – Я понимаю, что для вас значило это испытание. Внезапно лишиться человека, который о тебе заботился… Такое ощущение, будто из-под тебя выбиты все твои жизненные основы.
– Вы это об отце?
По ее лицу текли безмолвные слезы. Всякая враждебность испарилась.
– Да, о нем, – подтвердил он.
Ее веки затрепетали.
– Поэтому вы дарили мне цветы? И следили за мной?
– Нет, – он покачал головой. – Цветы я дарил, потому что мне очень понравилась ваша музыка.
Она смутилась:
– Вы любите классическую музыку?
– Не скажу, что я в ней разбираюсь, но мне нравятся пьесы, которые вы исполняете. Особенно та, которой вы обычно открываете ваши выступления. Она всегда будит во мне мысли о семье, которую я потерял.
– Это чешский композитор Франтишек Дрдла. Называется «Sehnsucht» – «Тоска». Взывает к тем, кто нас уже покинул. – Она тихо вздохнула о чем-то своем. – Не верю, что вы можете лгать о своем отце.
Звуки кафе сделались тихими и приглушенными, и он снова слышал те нежные, мирные мелодии, эхом отдающиеся в ушах. Но в то же время перед его взором мелькали лица мертвых; попеременно мрачные и небесно-чистые, они сливались и наслаивались друг на друга в жутковатой текучести. В висках полыхнула острая боль. Он вздрогнул.
– Что-нибудь не так? – спросила она, искренне обеспокоенная.
– Да нет, ничего особенного. – Глубоко вдохнув и помассировав лоб, он попытался сменить тему: – Мне еще нравится третья пьеса, которую вы играете…
– Третья? – Она приложила руку к щеке. – А какое чувство вы при этом испытываете?
– Умиротворенность.
– Вас тревожат всякие мысли? Что-нибудь, вызывающее смятение или неуверенность? Тревоги из прошлого, беспокойство о будущем? –