– В смысле? Что-то случилось?
– Не, ничего такого. У него все хорошо. У меня все хорошо. У всех все хорошо.
– О’кей.
В тот раз Самуэль врал так же плохо, как и всегда. Все, что требовалось для выяснения правды, – это сидеть молча (подносит ладонь к уху, как бы прислушиваясь).
– Ну, мы не общались некоторое время.
Короткая пауза.
– И мы больше не живем в одной квартире.
Пауза.
– Я опять снимаю. Рядом с метро Гулльмарсплан.
Длинная пауза.
– Все нормально, правда, я доволен. Подумываю в ближайшее время купить собственное жилье.
Я точно не знаю, что произошло между Самуэлем и Вандадом. А ты знаешь? Это как-то связано с Лайде? Это из-за бабушкиного дома? Придется тебе спросить Лайде, если встретишься с ней, потому что я не имею ни малейшего понятия.
Как только Пантера вошла в бар, Самуэль как будто преобразился. Я подумал, что рядом с ней Самуэль переставал быть собой, потому что не говорил, а кивал, смотрел на Пантеру как на кумира и задавал встречные вопросы, но толку от них не было, их будто задавала теннисная пушка. Пантера тараторила с бешеной скоростью. Рассказывала о каких-то одноклассниках, которые замутили проект о «расширенном найме на работу», и я так и не понял, считала она это хорошей идеей или нет, потому что сначала она разобрала проект по косточкам, обосрала всех его участников, а потом сказала:
– Но все равно хорошо, что такие вещи делаются, потому что художки – наша в том числе – жутко сегрегированы. Не то что в Берлине.
Потом она сообщила, как удачно затоварилась в специализированном книжном, который вот-вот обанкротится и закроется.
– Вышло реально дешево – прямо берлинские цены.
Затем рассказала о норвежском кураторе выставок, который названивал ей день и ночь и хотел организовать ее выставку в Осло.
– Супер круто, – сказала она. – Хотя до Берлина Осло далеко.
Я чувствовал, что надо что-то сказать, я слишком долго молчал, пришел мой черед.
– Мутно это все, – произнес я.
– Что?
– С чего куратору хотеть делать выставку?
– Может, потому что это его работа?
Мы взглянули друг на друга. На ее лице промелькнула быстрая улыбка. Я что-то не так понял. Но не догонял, что именно. Приготовился к издевкам и сиплым смешкам, ждал, что меня обзовут идиотом. Перед глазами уже стояла картина, как Самуэль и Пантера дают друг другу пять, щиплют меня за бок и называют «мистером куратором» весь остаток вечера. Но ничего такого не случилось. Вместо этого Самуэль спросил, какова тема выставки, о которой идет речь, Time pieces[10] или Notre Dame, а Пантера, казалось, была благодарна за то, что все внимание наконец вернулось к ней. Тем вечером я больше почти ничего не говорил. И Самуэль тоже. Но помню, что я думал об этом после, что Самуэль перед подругой, которую знал больше десяти лет, занял мою сторону. Вместо того чтобы насмехаться и унижать,