– Мне вроде получше, только ноги как у слона, – во вставленных в ушные раковины каплях наушников голос мамы звучал бодро, с весёлой самоиронией. – А ты где? Разве не на танцах? Я не слышу музыки.
– Занятие только что закончилось, – соврала Ира. – Я сейчас в душ, переоденусь – и домой. Минут через пятнадцать выйду из студии. Тебе что-нибудь купить?
– Хотела заказать лекарства с доставкой, – ответила мама, – но раз ты всё равно мимо аптеки пойдёшь, зайди сама. Я перешлю тебе рецепт. Не придётся оплачивать доставку.
– Хорошо, я зайду. Через час буду дома, нормально?
– Норм! – весело ответила мама. – Давай!
Она отключилась, и Ира вновь растянула тетиву, прицеливаясь. Во избежание ненужных эксцессов пришлось сказать маме, что она записалась на танцы. С тех пор как отца посадили в тюрьму, мама очень болезненно относилась к любому оружию страшнее кухонного ножа. Произошло это одиннадцать лет назад, Ире тогда было девять, и понять ей удалось мало чего, а мать всячески избегала этой темы. Арестовали отца за экстремизм, потому что он был каким-то националистом и убил вместе с кем-то то ли каких-то приезжих, то ли это были не приезжие, а живущие в Москве несколько поколений нерусские, которые избили то ли его, то ли его друзей за то, что те сами были приезжими из Томска.
К статье за экстремизм прибавилась статья за убийство, а потом ещё за хранение оружия, потому что у них дома при обыске полиция нашла гранату. Ира тогда очень испугалась, потому что слышала, сидя с мамой на кухне, как отец с наручниками на руках смеялся на полицейских злобным ненормальным смехом, заявляя сквозь нездоровый хохот, что, мол, вот чего-чего, а гранаты у него точно не было. Была бы – трупов бы было больше. Уж он бы гранату дома покрываться пылью не оставил. Ему, конечно, не поверили, потому что смуглолицый полицейский, который командовал обыском, сказал, что отец всё врёт, потому что не хочет брать на себя дополнительную статью.
Но статью в итоге добавили, отцу вместе с другими экстремистами дали двадцать лет по совокупности, и сидеть ему ещё долго. Маме тогда стоило очень больших трудов убедить банк не лишать их взятой в ипотеку квартиры и предоставить отсрочку. Вроде как отец сказал ей не тратить деньги на адвокатов и всякие посылки в места лишения свободы, потому что ему всё это не нужно, а им предстоит как-то выживать. С банком удалось договориться, но выплачивать предстоит ещё очень долго, потому что их тридцатилетней ипотеке на тот момент было всего пять лет, именно столько прошло с тех пор, как семья Иры перебралась в Москву из Томска, потому что отцу предложили хорошую работу.
Об отце мама с тех пор говорила мало, в основном что он был человеком хорошим, но доверчивым и эмоциональным, это его и сгубило, потому что связался с плохими людьми. И ещё она очень боялась, что отцовская кровожадность и безрассудный авантюризм передадутся дочери. Поэтому на любые попытки Иры проявлять интерес к спорту и литературе реагировала с большим