В ту ночь я так и не заснула. До рассвета просидела на кухне, а слезы до утра так и не иссякли. Пришлось обтирать лицо льдом – благо в последнее время я завела себе привычку держать в морозилке кубики из пробитого в блендере огурца, смешанного в равных долях с молоком. И долго хлопать ладонями по щекам, снимая отечность. Встречу с важным клиентом перенести не удалось, хотя я позвонила ему уже в семь утра. Гурджиев, который и был этим важным клиентом, должен был в этот день улететь за границу. Богачи вообще живут в вечном цейтноте и не терпят тех, кто мешает их бешеному ритму. Поэтому приведя себя в порядок, я приехала в юридическое агентство, принадлежащее Гордею, где работала его личным помощником. Переступив порог, внезапно успокоилась. Привычная обстановка, тихое жужжание компьютеров, стройные ряды толстых папок на стеллажах – жизнь продолжается. И в сердце даже забрезжила надежда: а вдруг и Гордей с утра отойдет? Может, я ему просто вчера попала под горячую руку? Тоже дурочка: полезла со своими нежностями, не проверив обстановку и настрой. И даже хорошо, что мы с ним с утра не успели поговорить. Я уехала раньше, его будить не стала. Будильник за меня справится.
Может, все так утрясется и само рассосется. У Гордея вообще сейчас сложный период. Он почти вскарабкался на вершину. Гурджиев пригласил его войти в свою адвокатскую группу и доверил собственный бракоразводный процесс. Учитывая его огромный капитал, работа предстояла адская. А Гурджиев – это пик карьеры Гордея. Но сколько сил и нервов это стоило! Гордей пашет, как лошадь. А еще фазы луны, магнитные поля, Сатурн в ретрограде или винограде, Меркурий в первом или сто двадцать первом доме. Ну всегда же есть причина мужской холодности и усталости!
И почти успокоив себя, я подготовила кабинет Гордея к рабочему дню, вышла в приемную и увидела жену Гурджиева. Я замерла, растерявшись. Когда нам говорят о женах мультимиллиардеров, то перед глазами невольно предстают ухоженные хищницы, с головы до ног упакованные в гламурное шмотье. Почти бывшая жена Гурджиева выглядела совершенно по-другому. Учительница первая моя – первое, что пришло в голову при виде нее. Никаких подтяжек, филеров под кожей, золотых нитей в носогубных складках и прочей ерунды, которая из лица делает маску, но при этом считается необходимым атрибутом дам элитарной тусовки. Как они говорят: маст хэв.
Замерев на пороге кабинета Гордея, рассматриваю эту полноватую, лет пятидесяти, в меру накрашенную и очень сдержанно одетую женщину. Никаких декольте, мини и брюк в облипку – светлая юбка, прикрывающая колени, легкая блузка, босоножки на крошечном каблучке явно не от кутюр. Возле глаз гусиные лапки, что среди гламурных жен приравнивается к преступлению. И ни одного бриллианта! В ушах серебряные сережки-вкрутки с крошечными жемчужинками, на пальце тонкое колечко с речным жемчугом.
Даже видавшего виды Гордея удивляет, как ее муж издевается над ней