Выпускной был окрашен багровыми кровоподтеками трагедии, криками ужаса, онемением, отупением, белым шумом, сиренами полиции и скорой помощи. Ван вместе с Каштанкой вывели под руки потерявшую сознание за несколько минут перед самоубийством парня Летту из уборной и посадили в такси. Каштанка гладила бледные щеки Летты, напевая дурновкусную балладу собственного сочинения, а Ван боролся с приступом тошноты и с дикой, набросившейся на него внезапно мигренью. Такси проехало как раз рядом с носилками. Ван во все глаза уставился на накрытое простыней тело Нила, а потом вежливо и вместе с тем злостно потребовал от Каштанки немедленно заткнуть свой милый рот.
Летта отходила от трагедии около месяца, может немного больше. Необходимо было работать, на что-то продолжать жить, иначе бы она точно сошла с ума. Счет времени перестал для неё существовать, иметь вес и силу. Время превратилось в вялотекущую подземную реку. Каштанка оставила свои контакты в прихожей, на тумбочке, на случай моральной поддержки. Незнакомцы могут быть добры, если им что-то от вас нужно. Летта догадывалась что именно было нужно Каштанке. Материал для своего бездарного творчества. Ван пропагандировал уж слишком явно собственные взгляды на писательство.
Она выбросила листок с начертанными каллиграфическим почерком контактами в урну и сменила адрес съемного жилья. На такой поступок у неё кое-как нашлись силы. Летта стала экономить электричество, жгла запас свечей, пила кипяток, чтобы отогреть заледеневшее сердце, а также чтобы перестать дрожать от натянутых нервов, спала под двумя ватными одеялами и пледом, не пошла на похороны. Мать Нила вернулась из-за границы, звонила, чтобы узнать детали трагедии. Летта мычала что-то невразумительное, всхлипывала и вешала трубку. Мать приехала за вещами сына. Летта передала ей всё, кроме незаконченной фотокниги и клетчатой рубашки, в которой отныне спала. Удивительно, но Ван исчез из её поля зрения. Старые друзья изредка