– Я убиваю людей, – возразила Петрова. – Это не доставляет мне радости. Я занимаюсь этим, потому что так нужно моей Родине, потому что так нужно нашему вождю, и, самое главное, потому, что когда я вижу в прицел упавшего фашиста, я знаю, что он не убьет того парня, которого я утром видела в очереди к полевой кухне.
– Да, отлично сказано. В конце концов, ничто не сравнится с фронтовым братством.
Все три офицера, судя по погонам, два полковника и подполковник, послушно кивнули. У них на мундирах виднелись синие петлицы госбезопасности, на столе лежали фуражки с синими околышами. Трудно ошибиться. Но даже без синих петлиц и синих околышей в них чувствовалось нечто говорящее о силе, у них были лица людей НКВД – Мила видела такие у солдат заград-отрядов, которые шли следом за идущими в атаку подразделениями, – равнодушные, замкнутые, с маленькими глазками и поджатыми губами. На таких лицах не хотелось задерживать взгляд, да и сами эти люди, выбравшие своим ремеслом работу в службе госбезопасности, не любили, когда на них пристально смотрели. В нынешних обстоятельствах единственной их задачей было выражать пылкое восхищение Крыловым. В конце концов, ему достаточно было глазом моргнуть, чтобы все трое исчезли. Более того, это прекрасно понимали все присутствующие.
Достав из красно-желтой пачки папиросу, Крылов не спеша закурил, словно показывая, что мир его подождет, но никак не наоборот. Глубоко затянувшись, он выпустил облако дыма и пристально посмотрел на Петрову. Его бычье тело было облачено в темно-синий костюм, к которому совершенно не шел аляповатый галстук. Впрочем, Крылов и не стремился к внешнему изяществу.
– Людмила Петрова, вот вам трудный вопрос. Задам его прямо, из уважения к вашим значительным боевым заслугам.
Ну, вот и оно. Наконец дело дошло до Курской дуги.
Однако это было не так.
– Дело касается вашего отца. Я должен спросить, чувствуете ли вы по-прежнему гнев, и если так, не влияет ли это на ваши суждения.
Петрова постаралась сохранить взгляд безучастным. Идиот- майор оказался прав, это был очень полезный дар. Ее глаза выражали чувства только тогда, когда она этого хотела. Пусть другие выплескивают душу в окружающий мир, беззаботно, неосторожно. Петрова не показывала ничего.
– Государство поступило так, как считало нужным, – сказала она, усилием воли подавляя воспоминание о том, как в 1939 году приехал черный «воронок», увезший, как потом выяснилось, навсегда ее отца, профессора биологии Ленинградского университета. – Уверена, это было сделано в интересах народа. Когда началась война, я вся отдалась служению Родине. Я позволила себе любить в течение одной недели и выйти замуж. Мой муж вернулся на фронт выполнять свой долг и вскоре погиб. Я буду служить отчизне до тех пор, пока у меня есть силы. Моя смерть ничего не значит. Главное – наша страна должна победить врага.
– Великолепный ответ, – похвалил