Парни & секс. Молодые люди о любви, беспорядочных связях и современной мужественности. Пегги Оренстейн

родители развелись, когда ему было десять. Отец служил в армии, затем в Национальной гвардии и редко бывал дома. О своей маме Коул отзывался с искренней любовью и уважением. С отцом все было сложнее. С одной стороны, тот был заботливым и старался как можно больше времени проводить с сыном даже после развода. Но мне до сих пор вспоминается сдержанное выражение лица Коула, которое насторожило меня в начале нашего знакомства. Это у него от отца. «Мне сложно выражать эмоции, – сказал Коул. – Особенно в присутствии отца. Он хороший человек. Но я не могу быть собой, когда он рядом. Мне кажется, что я должен спрятать все, что находится здесь, – Коул снова ударил себя в грудь, – за стеной, чтобы он не увидел. Это табу, не такое страшное, как инцест, к примеру, но я точно знаю, что показывать чувства нельзя».

      Возможно, это звучит дико – приравнивать эмоции к инцесту, но я понимаю, что имеет в виду Коул. Он не первый парень, который упоминает о «стене», за которой надо «спрятать чувства». Ноа, второкурсник колледжа в Лос-Анджелесе, сказал, что тоже «выстроил стену», чтобы скрывать любые проявления эмоциональной уязвимости: «Думаю, это началось в старшей школе, – вспоминал он. – И мой отец вовсе не алкоголик, не эмоционально холодный придурок. Нет, он совершенно нормальный, любящий, харизматичный человек, совсем не страшный. А что касается моих друзей – их я ни в чем не виню, они до сих пор мои лучшие друзья, лучшие люди в моей жизни. Может, они скажут, что вели себя так из-за меня, а я вел себя так из-за них. Понимаете, неприятно это признавать, но у меня внутри стоит преграда. Не хочется говорить о себе – да и вообще ни о чем. Ты учишься никому не доверять. И ты как бы приучаешь себя ничего не чувствовать».

      Если говорить о потребности в общении и понимании, между мальчиками и девочками нет никакой врожденной разницы. С неврологической точки зрения нет разницы и в их способности к эмпатии: некоторые исследования даже показывают, что маленькие мальчики экспрессивнее девочек[12]. Однако с самого детства мальчиков воспитывают в более рестриктивном эмоциональном климате. В ходе известного исследования взрослым показывали видео с малышом, который пугался игрушки-попрыгунчика, и чаще всего взрослые говорили, что малыш злится, если их перед этим предупреждали, что это мальчик[13]. Матери маленьких детей чаще говорят с дочерьми, причем используют более обширный и богатый в эмоциональном плане словарный запас[14]. С сыновьями они опять же акцентируют внимание на одной эмоции – гневе[15]. (Отцы разговаривают менее эмоционально, чем матери, независимо от пола ребенка, хотя дочерям они чаще поют и улыбаются, а также им проще распознать, когда девочки грустят[16].) Несмотря на это, по мнению Джуди И. Чу, которая изучает раннюю гендерную социализацию, мальчики дошкольного возраста сохраняют удивительное понимание чувств и стремление к близким отношениям[17]. Но примерно в середине детского сада – то есть в возрасте пяти-шести