Чердак с обратной стороны дома. Александр Харитонов

ответил дядька и засмеялся: – Или слабо твоим двадцати годам против моего полтинника?

      – Да запросто! – разозлился я, а в голове стучало: «Это мой шанс или … полный провал».

      Пока дядя вытаскивал мольберт, устанавливал его в вестибюле напротив входной двери и занавешивал его тканью, видимо, затем, чтобы гостям не сразу было понятно, чем я буду их удивлять, я сбегал на второй этаж и принёс из чулана свой фанерный чемоданчик с прикрепленной к нему раскладной металлической треногой. Мне её дядя для удобства сделал, чтобы за ножами не наклоняться, отчего в разобранном виде чемодан превращался в столик. Я открыл крышку столика, проверил, все ли ножи на месте, быстро размялся, стараясь выкинуть из себя присутствующий хмель: попрыгал, покрутил головой, сделал круговые вращения руками и потёр ладонь о ладонь, разогревая их.

      – Славян, только не волнуйся, – напутствовал меня дядя. – Работай собрано, хладнокровно. Представь, что ты…

      – Ладно тебе, не маленький, – отмахнулся я, отмечая, что дядя забыл намочить мишень, чтобы она мягче была, и ножи втыкались лучше. – Зови публику. Я готов.

      Публика словно ждала под дверью. Сразу же вышли все, посмотреть, что я покажу.

      Дядя велел гостям занять места у стен, встав на безопасном расстоянии от мольберта, и потом голосом конферансье объявил, с ходу придумав мне псевдоним:

      – Дамы и господа! Только сегодня! Только у нас в цирке! Только на нашей арене! Приветствуйте! – широким жестом он указал на меня: – Единственный и неповторимый Вячеслав Метательный!

      Гости засмеялись, зааплодировали.

      Дядя поднял руки, призывая к тишине:

      – Дамы и господа! Убедительная просьба оставаться на своих местах, не двигаться и не галдеть, а то выгоню из цирка! Ап!