На лужайке перед замком возвышался памятник неудачливому российскому императору. Общеизвестно, что Павел был мнителен и достаточно труслив. И погиб от руки собственного сына. Ну, или при его участии – не важно. Историческая подоплека в данный момент меня не сильно интересовала. Вокруг лужайки стояли скамейки, я сел на одну из них. Хотелось курить. И есть.
Мимо проходили какие-то люди, по всей видимости, экскурсионные группы. Большинством своим школьники. Прошаркал старик с тряпичной сумкой, в которой звенели пустые бутылки и жестяные банки из-под пива. Серые и простуженные люди месяца марта.
Попялившись минут десять на Павла, я встал и пошел гулять дальше. Движение есть жизнь, остановка – смерть.
Посыпанная гравием дорожка вела вниз под горку – там располагался парк с прудами. В черной воде плавали крупные льдины и мокрый снег, голые ветви деревьев были похожи на покрытые коростой и болячками руки нищих, просящих подаяния. Гравий размывали ручейки талой воды. Всюду были сырость и грязь. Но они воспринимались не так болезненно, как в Питере.
На мосту, перекинутом над узкой протокой, соединяющей два больших пруда, стоял парень в коротком пальто и задумчиво курил. Руки у него дрожали – это было видно невооруженным взглядом. Я спросил у него сигарету. Он посмотрел мутным взглядом сквозь меня и протянул мне свою, скуренную до половины, даже чуть больше. Потом спросил:
– Ты не местный что ли?
На меня дохнул запах как минимум трехдневного перегара. Я взял окурок и затянулся.
Местный ли я? Это был риторический вопрос. Нет, я не был местным в Гатчине, но не был им и в Питере, из которого сюда прикатил; я не знал, где мое место в этом мире, возможно, каждый день я и бродил по улицам лишь потому, что пытался отыскать это самое место, кто знает.
– Нет, я погулять приехал.
– И че вас сюда тянет, блядь? – спросил парень, но не меня, а скорее весь этот парк с черными голыми деревьями, прудами, снежной кашей и талой водой. – Здесь же делать не хуй. Тоска. Только пить разве что…
– У вас тут красиво, – заметил я.
– Да на хуй она сдалась эта красота? Толку от нее… вот в Питере – там да… там деньги есть… реальные деньги… с деньгами можно жить красиво…
Я подумал о том, что многих коренных петербуржцев их родной город просто бесит, а некоторых и вовсе доводит до нервных срывов или вообще сводит с ума, поэтому городские считают пригород едва ли не райским уголком, ящиком Пандоры, где можно спрятаться от удушающей, убийственной хватки мегаполиса. Но за пределами Питера царят совершенно противоположные умонастроения: здесь презирают пригород с его низким уровнем жизни и бытовыми неудобствами и обожествляют большого соседа. Так всегда с людьми – они ненавидят