© Олег Вячеславович Лазарев, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Никогда не думал, что подобная история могла бы приключиться со мной. Ведь чудес не бывает… А это было самое настоящее чудо.
Глава первая
I
Это декабрьское утро обыкновенного зимнего дня отчего-то отчетливо мне запомнилось, хотя ничего особенного этот день мне не предвещал – вообще все дни у меня были отчасти похожи один на другой. По кругу крутятся стрелки часов, по кругу крутятся дни, месяцы – и, несмотря на кажущееся искусственное разнообразие, тем не менее в целом, по сути, все ведь одно и то же. Эта мысль въелась в меня, это было мое убеждение: время течет, но ничего не меняется. Я старался об этом не думать, и с все новой и новой изворотливостью вносил это самое пресловутое искусственное разнообразие в свою жизнь.
Например, я не любил ночевать дома – а зачем, когда мир не без добрых людей, которые всегда рады пригреть тебя под своим крылом? Согласитесь. Да и дом, что у меня был, я никогда домом не считал – это была комнатка в коммунальной квартире, где мы испокон веков проживали с отцом. Поэтому самая большая и глобальная моя задача была сейчас – заработать на новую квартиру. А потом еще что-нибудь придумаем.
Так вот… Этим декабрьским утром прозвенел будильник, предвещая начало очередного дня. Пока Даша курила на балконе, я молча пошел в ванную комнату исполнять свой утренний моцион. Хотя постойте-ка… Ее наверное зовут Женя. Простите, забыл… В общем, пусть будет Даша.
Затем были бутерброды с ветчиной и кофе с молоком – я так люблю с детства. Разговаривали мы за завтраком о футболе. О том, что Зенит вышел в плей-офф Лиги Чемпионов, несмотря на то, что они продули с разгромным счетом Аустрии. О том, что не попал в плей-офф Ювентус… Время шло, и наконец я, поглядев на часы, сказал:
– Мне пора, Дашуль. Дела не ждут… Благодарю за угощение.
И, убегая, получил вдогонку стандартное:
– До встречи, Вася.
Ну до встречи. А будет ли эта встреча, решать мне. Так я мыслил.
Улица встретила меня ощутимым морозцем. Зиму я люблю, люблю за ее белоснежную красоту, за тихо падающие с неба снежинки. Просто люблю, а теперь люблю еще больше. Спустившись в метро, я принялся думать, чем занять сегодняшний вечер, перебирая в голове список моих друзей и подруг. В этом списке почетное место занимал тренажерный зал – кстати, отличное место для поиска новых знакомств.
В салон вагона зашел мрачного вида мужчина в наушниках. С некоторого времени я принципиально не ношу наушники – они мне мешают. Тем более не понимаю, как можно работать или думать в наушниках – по мне они глушат всякое начало мысли и превращают человека в робота.
Почему-то вид этого сумрачного типа внезапно оживил мое еще не проснувшееся сознание, и в нем всплыл один анекдот, приключившийся со мною в предыдущий день. Скажу сразу, что значения этому анекдоту изначально я не придал никакого – просто очередное искусственное однодневное (не более) разнообразие. И все…
Думаю, самое время поведать здесь это происшествие.
II
Предыдущим днем было воскресенье. По воскресеньям я обычно ходил к Валере, где мы в дружеской компании собирались и отдыхали перед началом трудовой недели. Расходились мы оттуда в разной степени трезвости – как говорится, от каждого по способностям, каждому по потребностям.
День тогда выдался солнечным. Я тихо шел по Петровскому парку и любовался излюбленной мною зимней красотой. Вот ели, отяжелевшие и опустившие свои могучие лапы под грузом навалившегося на них снега. А дальше, я знаю, будет гордо стоящая старая ель – ее я давно заприметил. Летом она как бы теряется во всеобщем цвете, но зато зимой привлекает мой глаз своим темно-зеленым, на немногочисленных ветвях, одиночеством. Направо предстает в своем величии, поблескивая отраженными в окнах лучами солнца, Петровский дворец. Именно оттуда, «в думу погружён, глядел на грозный пламень» Наполеон во время московского пожара. А вот и та самая ель… Который год уже, проходя, не могу оторвать от нее свой взгляд – словно какая-то неразгаданная философия и мудрость молчаливо заключена в ней.
Санные гонки в Петровском парке. Неизвестный художник, 1830-е – 40-е гг.
Однако через пару секунд я уже лежал на земле. В этом месте всегда было накатано – бегущая в школу мелкота сделала себе участочек для веселья, а теперь и я приобщился к плодам их трудов.
– Что же Вы ворон-то считаете? – разлился надо мной звонкий смеющийся голос.
Я машинально оперся на протянутую мне руку, и, уже поднявшись, окончательно осознал, что передо мной девушка – молодая, но и не школьница, должно быть студентка. Я не обратил внимания, во что она была одета, даже не запомнил ее лицо: единственное, что врезалось мне в память – ее искренняя жизнерадостная улыбка и детский смех.
– А Вам