Морозов, отойдя от неумеренного употребления алкоголя, впал в другую крайность, стал трезвенником и начал крутить романы с молодыми женщинами.
– Сие дает мне силы для некоей сверхзадачи, ради которой я пришел на эту землю, – напыщенно говорил он Вартову.
Вартов благосклонно относился к этой слабости, а впрочем, может быть, и силе приятеля. Профессия научила его квалифицировать деяния, но не оценивать людей. Его нельзя было склонить к союзничеству сообщением о том, что кто-то его, Вартова, не любит. Или кто-то его, Вартова, назвал… Вартову было плевать, как его называют. Единственное, чего он не любил, это когда его называли Сеней. Но никто из окружения об этом не догадывался.
Поднявшись на четвертый этаж и зайдя в свой кабинет, Вартов списал номер с мобильного телефона в записную книжку и позвонил коллегам из милиции.
Уже через четверть часа он знал, что данный номер принадлежал машине, которая разбилась полмесяца назад вдребезги. Машина, как утверждали гаишники, не подлежала восстановлению. Но, видимо, номера сохранились, и кто-то толкнул их налево.
Ситуация была тупиковой для любого нормального человека. Но не для Арсения Вартова.
Он узнал из телефонного справочника, что улица, на которой жил Морозов, значится за Фрунзенским УВД, сообщил в секретариат, что будет именно там, и поехал во Фрунзенское управление к начальнику следотдела.
Налыгов перепрыгнул через разрушенный забор с тыльной стороны парка и успел углубиться в одну из аллей, как некто приличного, совсем не бомжеватого вида выскочил из кустов и бросился ему под ноги. Споткнувшись о неизвестного, Налыгов упал и потерял очки. В это время на голову Петру надели мешок, несколько сильных рук подхватили его и затолкали в багажник машины.
– Очки подбери, – произнес мужской голос, и это было первое и последнее, что он слышал во время всей манипуляции с ним.
Далее машина тронулась с места. Об этом молодой физик догадался по тому, как его трясло на гравии парковых аллей, а потом стало вполне сносно, потому что автомобиль поехал, скорее всего, по асфальту улиц, время от времени останавливаясь у светофоров.
Вскоре остановки стали реже, а потом и совсем прекратились.
– Твою дивизию, – выругался Налыгов, понимая, что его вывозят за город.
Налыгов собрался и стал считать минуты проезда, полагая, что за городом автомобиль движется в среднем со скоростью девяносто километров в час, и если подсчитать время, то можно установить, насколько далеко его увезут.
Федор Щекин, в прошлом уголовный авторитет, имевший в молодости погоняло[1] «Зяблик», а ныне добропорядочный бизнесмен, чуть-чуть не дотянувший до звания олигарха, а посему не попавший на страницы журнала «Форбс», просматривал прессу.
Был Федор мал ростом, нарочито нетороплив. Говорил тихо, но именно в этой неторопливости и негромкой речи чувствовалась некая скрытая и скрываемая энергия, которой ее обладатель мог воспользоваться в любой момент.
Он