Так что же он думает, будто я зверь?
Коль в жизни, как в цирке, дурачусь.
И старой системы его револьвер
не тиграм арен предназначен.
.
Животные в очередь встали и прыгают тут.
Одни – неохотно, другие – согласны,
ведь в обруч горящий каждый летун
всегда поощрён сахарком и колбаской.
Огня не боюсь я, огонь мне, как брат.
Душа моя огненна – в правде и вере.
Но если я прыгну – возврата не будет назад,
и в клетке останусь – прирученным зверем.
Я клоун, затейник любви и тоски,
последний кривляка средь правильных граждан.
Я сам выбираю свой путь и – прыжки,
с которыми совесть согласна…
За гранью
ПО СЛУЧАЮ ГИБЕЛИ СТАРОЙ РУБАШКИ
Моя рубашка, старая рубаха
пошла на тряпки, прослужив сполна.
Трагичней слёз, грустней мелодий Баха
звучал разрыв на части полотна.
Ловило ухо горестно и чутко
хрипки воротника и рукава.
В той музыке жила судьба и чувства
поистине родного существа.
Тут ощутим в обыкновенной теме
иной источник сокровенных дум,
ведь отживёт изношенное тело,
как хлам рубашки, сбросит его дух.
Непостижима вещи во вселенной
с душой, с сознаньем неземная связь.
Как будто часть энергии нетленной
простому полотну передалась.
Связало нас единым жизни мигом,
одним потоком непонятных чувств.
Пред Абсолютом, вечным и безликим,
я обнаженней стану – на чуть-чуть…
СЛАВЯНСКИЕ БОГИ
Сварог, Перун, Даждь-бог и Велес…
Невольно взгляд я устремляю в синеву.
Пока мы помним имена из древней веры,
языческие боги в небесах живут.
Они теперь в своих деяньях скромны.
Но есть же в сутках несколько минут,
когда они творят ветра и громы,
хранят стада, и благо нам дают.
Они леса и наши реки любят,
природы понимая естество,
и не тревожат сны усталым людям,
не помнящим славянское родство.
Мы можем, где-нибудь на берегу залива,
поутру, около пяти часов
увидеть, как на небо огненный Ярило
выкатывает солнца золотое колесо.
Не тратя в распрях словоблудья нервы,
я мог бы доказать почти наверняка,
что русский Велес не был Люцифером,
хотя имел копыта и рога.
Мы им не станем в Вечной Жизни ближе,
родство в структурах генных отыскав,
ведь каждый бог по-человечески обижен
за долгие безмолвия века.
Но всё ж,
из тонких сфер, где нет живых и бренных,
где, говорят, им, в сонме прочих, несть числа,
они, как рода истинные предки,
не пожелают нам,