Сегодня война давным-давно закончена. Вернулись домой солдаты, покалеченные душой и телом, прилетели похоронки на погибших. И только Эстелла ничего не знает о судьбе своего мальчика. Она продала все свои вещи, потратила все деньги на поиски своего сына. Напрасно.
Каждый день выходит на дорогу старуха в лохмотьях. Вглядываясь в даль, она ждёт своего сына. Самое страшное то, что она не может оплакать своё единственное дитя, храня в сердце робкую надежду, что Даниэль жив. Жуткая неизвестность разъедает её изнутри. Глаза почти не видят, ноги не держат, но она всё равно ждёт. И будет ждать до последнего, до самого своего конца.
Зачем сестра рассказала мне эту историю? Хотела стереть мой страх и вызвать жалость к старухе? Если так, то у неё ничего не вышло. С того самого момента, как я глубоко потрясённый вылез из-под тёмного стола, меня заполнил настоящий ужас. Теперь старуха ассоциировалась не столько с колдовством, сколько со смертью, о которой я даже подумать боялся.
Глава 4
Смерть – жуткое слово. Как часто просыпался я ночью, задыхаясь от неожиданной мысли, что однажды всё закончится, и меня никогда больше не будет на этом свете. Никто не стремился объяснить маленькому мальчику, что ждёт его там, за последней чертой. Родители не исповедовали ни одной религии, лишь формально называя себя христианами. Сам для себя я решил, что на той стороне ничего нет, что в один не прекрасный момент я просто исчезну, и ничего от меня не останется. Мысль, что все мои переживания, радости и горести закончатся ничем, растворившись в небытие, приводила в ужас.
На старуху я даже смотреть боялся. Лишь однажды, в конце ноября, столкнулся с ней на улице. Против своего обыкновения она стояла не у подъезда, а посреди двора, сотрясая клюкой воздух. Пальто её было расстёгнуто, из-под платка выбивались седые пряди. Старуха плакала. Слёзы, не останавливаясь, текли по её худому лицу. Кого же она оплакивала? Своего сына? А может, всех нас, наш город, привычный мир, которому суждено кануть в бездну? В тот момент я решил, что должно случиться что-то очень страшное.
Наступил декабрь. Необычно холодный.
– Новый ледниковый период, – объяснила Таня и начала долго и нудно рассказывать про то, что уже было четыре или пять таких периодов.
Я зевал и думал о том, что ничего-то она не понимает. Всё дело в старухе, проклявшей человечество. Не зря же она плакала.
Мы болели. Таня долго и нудно, растянув невысокую температуру и непрерывный насморк на неделю. Я стремительно, провалявшись два дня с дикой головной болью и кашлем, а после почти выздоровев.
Целыми днями мы торчали дома, кутались в одеяла, пили горячий чай с мёдом и играли в придуманные Таней игры. Например, в предложения.
– Белый, – говорила сестра.
– Белый снег, – продолжал я.
– Белый снег падает.
– Белый снег падет на землю.
И так далее.