И я улыбаюсь, слушая историю про кота, который себя старым не признает, более того, чувствуя свое превосходство над толстыми кастрированными собратьями, активно пользуется своим положением. Немного сочувствую пушистику, когда узнаю, сколько раз ему за это влетало от хозяек любимых кошечек. И не могу удержаться от смеха, когда Артем рассказывает, с каким трудом ему приходится пристраивать по знакомым худых котят, которых ему частенько подбрасывают на порог, чтобы наконец урезонил мохнатого папашу.
Как-то так, ненавязчиво, Артем делает вставки и про себя, и я узнаю, что свою работу он любит, что он не женат, поэтому пока работа занимает большую часть его времени, и что ему тридцать один.
«На год младше Кости», – отмечаю я машинально.
И, злясь на себя, немедленно выбрасываю из головы эти мысли.
Это оказывается не так сложно, как раньше, потому что голос Артема втягивает меня, или притягивает к себе – не знаю, как передать, чтобы было точнее.
Может быть, дело в том, что их голоса с Костей сильно разнятся. Может быть, дело в том, что нет анкетирования, которого я опасалась, глупых вопросов и напоминания о моем сообщении в чате.
Артем просто рассказывает – о своем домашнем питомце, ненавязчиво – о себе, и как-то совсем незаметно, я понимаю это только постфактум, он так же что-то узнает обо мне.
Понятия не имею, когда успела рассказать ему о своем возрасте и кем я работаю. Наверное, это было в момент, когда он спросил: дома я уже или нет. Но едва у меня мелькает мысль: «а не слишком ли я раскрываюсь незнакомому человеку», как Артем отгоняет ее.
Я слушаю его голос. И настолько в него погружаюсь, что мне кажется, будто я начинаю видеть его хозяина. Нет, не лицо. А то, что его сейчас окружает.
Распахнутое окно, за которым раскинулся яблочный сад. Широкий подоконник, у которого он стоит в данный момент. Полка с книгами, которые он читает в свободное время. И пятнистый кот, сидящий у ног с такой противной и недовольной мордочкой, что его никто не хотел брать к себе в дом, когда он еще был просто некрасивым котенком, а не угрозой добропорядочности соседских кошек.
– А почему же ты его взял? – интересуюсь, не выдержав.
– Его хотели выбросить, – отвечает Артем без раздумий, и добавляет спустя пару секунд моего молчания. – А мне тогда казалось, что некрасивые имеют право на такую же хорошую жизнь, как другие.
– Тогда? – уточняю я то, что меня зацепило.
– Я же говорю: старый кот, – напоминает мужчина, – я был гораздо моложе.
И на этот раз я отчетливо различаю в его голосе не улыбку, а едкую насмешку, которая вряд ли относится к его пушистому другу. Скорее, это ирония над собой, над своими представлениями, которые спустя годы кажутся наивными, и, возможно, не раз ломались или гнулись под гнетом реальности.
Мне как-то хочется поддержать его, вернуть веру в светлое. А еще мне снова хочется услышать не усмешку,