Мужчина опускается на корточки, но даже в этой позиции он возвышается надо мной. Я морщусь и сглатываю сухой ком. Во рту пересохло, как в пустыне. Я одержима безумным желанием напиться. От нестерпимой жажды нежные губы потрескались, а на языке чувствуется металлический привкус.
Внезапно я ощущаю во рту спасительную влагу и тут же, забыв про дискомфорт, жадно припадаю к источнику воды. Но Дикарь не дает мне выпить все разом и вырывает флягу из моих рук.
Следующим движением он подносит кусок мяса, и я покорно принимаю его, приоткрыв бескровные губы. Пища касается моего языка, и меня накрывает бурной волной пряного вкуса. Боже, я бы сейчас и сырое мясо съела, а это настоящий деликатес.
От желания поскорее заполнить свой пустой желудок, я глотаю почти не жуя, и горло болезненно пропускает ком еды.
– Инахни шни йо [не спеши], – голос Дикаря уже не такой колючий, в нем даже проскальзывают нотки терпкой теплоты. И хотя я не знаю, что это означает, меня все равно согревают его слова.
Я начинаю жевать и смаковать вкус поступающей в организм пищи. Но за два дня голодовки желудок заметно стянуло, и много съесть не получается. Блаженно закрываю глаза и проглатываю последний кусок. Вот только насладиться долгожданным ощущением сытости в полной мере не получается. В груди заскулило неприятное чувство стыда. Мой истощенный спаситель лежит в углу, гордо спрятав голову в шерсть, а я, как предатель, стою на коленях и принимаю еду с рук варвара.
– Прошу, накорми его, – молю дикаря осипшим от слабости голосом.
Когда я сказала, что лучше сдохну, чем поем из его рук, – он любезно предоставил мне эту возможность. Дикарь определенно понимает смысл моих слов, но почему-то игнорирует этот факт. И, не обращая внимания на мою просьбу, мужчина выходит из клетки – открывая двери настежь.
– Ункупело [идем домой], – сухо приказывает Дикарь.
Демонстративно закатываю глаза, меня раздражает его напыщенность и то, что я ни черта не понимаю. Ощущаю, как чувство сытости пробуждает мой скверный характер из спячки. Но Дикарь не уходит, а смотрит на меня ожидающе – значит, можно выйти из клетки.
Я медленно поднимаюсь на ноги, и от нагрузки мои конечности слегка подрагивают, нарушая и без того шаткое равновесие. Маленькими шагами я кое-как дохожу до двери – все-таки два дня голодовки дают о себе знать.
Бросаю напоследок жалостливый взгляд на волка, ничего не изменилось. Лежит в той же позе.
«Я вытащу тебя, малыш…»
Но внезапно меня обвивают мужские руки, с легкостью подхватывая и прижимая к горячей груди, тем самым окончательно разбивая мысленное общение с животным. Я инстинктивно съеживаюсь, не хочу, чтобы мое обнаженное тело касалось его. На что Дикарь недовольно фыркает и только