Добежав до окон своей квартиры, Кристина замедлила шаг, мельком отметила, что в спальне темно, но на кухне свет горит. Подошла поближе к окну, привстала на цыпочки и заглянула. И шумно выдохнула: за столом сидел Кирюша и размеренно черпал ложкой суп из тарелки. Около раковины, спиной к окну, стояла мать.
Накатившее облегчение вытеснила злость на брата. Хотелось влететь на кухню, дать ему подзатыльник и хорошенько наорать!
Несколько мгновений Кристина разрывалась между желанием так и сделать и нежеланием терять лишнее время и поскорее отправиться на встречу с Ольгами. Последнее перевесило. Наорать на брата она всегда может, он никуда не денется, а вот вечеринка – другое дело.
Тем не менее надо было предупредить домашних, что она задержится. Заходить домой Кристина не хотела, тогда не избежать долгих нравоучений, и достала телефон. Набрала короткое сообщение маме – и едва не выронила телефон из рук, потому что в этот самый момент на кухню зашла та, другая Кристина.
Собирались в полном молчании, избегая встречаться друг с другом взглядом, словно каждый чувствовал за собой вину.
Собрались в пустом шатре, из которого уже вынесли почти все оборудование, и потерянно стояли там, глядя на валяющийся на земле серый плащ и игрушечный поезд, который все продолжал деловито пыхтеть и гудеть, описывая круг за кругом по арене, и ни у кого не хватало духу его остановить.
Собрались, чтобы проводить и проститься, – хотя провожать было уже некого и прощаться не с кем.
Собрались, чтобы снова остро осознать: это может случиться с каждым.
Собрались, чтобы запомнить.
Эту застывшую, надрывную, траурную тишину сломал Ка-бар.
– Да уж, как говорится, цирк уехал, а клоун остался, – мрачно усмехнулся он – и сник под укоризненными взглядами коллег.
Графиня перешагнула через игрушечные железнодорожные пути, присела на корточки возле брошенного плаща, осторожно, бережно дотронулась до мятой ткани, погладила – и прошептала:
– Вот и мы… Пока мы вслух ворчали:
«Вышел на арену, так смеши!» —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души[1].
А потом она нажала на пульт управления, который держала в руке, и игрушечный поезд, издав последний протяжный гудок, замер.
Глава 5
Кристины никогда не было панических атак, и потому она просто не поняла, что с ней произошло: бешеный пульс, дикий стук сердца в ушах, колени подгибаются, легким не хватает воздуха, а перед глазами все меркнет. Привалившись боком к стене дома, она отчаянно боролась за каждый вдох, судорожно открывая рот, пока мозг наконец не зафиксировал, что воздух поступает в легкие и она может дышать, и только тогда симптомы начали медленно отступать.
«Мне