Пусть беда подстерегает,
Эта лютая беда
С одиночкой совладает,
А с артелью – никогда. —
Теркин с видом чуть смущенным,
Мол, себе я не судья:
– Люди есть. По трем районам
У меня кругом друзья.
Мужиков толковых много,
Не упомнишь имена. —
И уже совсем не строго
Глянул этот старшина.
И довольный тем, что пронял,
Взял пришельца в оборот,
Он спросил: – Задачу понял?
Есть вопросы? Нет?
Вперед! —
И неведомая сила,
Будто прянув из угла,
Разом Теркина накрыла
И куда-то понесла.
Будто взяв на закукорки,
Потащила напролом.
Не в лесу очнулся Теркин,
А в кабине за рулем.
И увидел из кабины,
Словно знак минувших бед,
Кисти красные рябины, —
Спелый, сочный, мирный цвет.
Бандит
Сам с любой работой дружен
Видит Теркин не впервой,
До чего в деревне нужен
Человек мастеровой
Взять один пример хотя бы,
Лишь одну из многих бед:
Затевают стирку бабы,
А стиральных досок нет.
У реки и попросили,
Стирка шла на берегу:
– Нам бы досок, а, Василий?
Можешь сделать-то?
– Могу. —
Оцинкованным железом
Друг помог.
А наш герой
Под волну шаблон нарезал
И построил пресс ручной.
Но не так, чтоб сразу в дамки,
Все ж силенки поднапряг.
А связать для досок рамки —
Это нам, друзья, пустяк.
И в пылу неугомонном
Теркин груз на груз грузил.
Полвесны по трем районам
Доски бабам развозил.
И последние сгружает,
И, усталый от дорог,
Тихим вечером въезжает
В неприметный городок.
Едет с отдыхом, не быстро,
От столба и до столба.
Только вдруг
Ударил выстрел.
И еще, еще стрельба.
Нагло, резко бьет по слуху
Беспощадный этот звук, —
Будто кто заехал в ухо,
Не щадя твоих заслуг.
И закрылись окна мигом,
И пахнуло, как сквозь тьму,
Духотой, монгольским игом,
Рабством в собственном дому.
Рикошетят, хлещут пули,
И срезая поворот,
Иномарки прочь рванули, —
Берегись, простой народ!
Вот и всё.
Конец напасти.
Но как куль муки, молчком,
Посреди проезжей части
Человек лежит ничком.
Он лежит, как тряпка, вехоть,
А вокруг враждебна тишь,
И легко его объехать…
Что ж ты, Теркин, тормозишь?
Тут бандитские разборки,
Сам ответишь головой.
Тут же