– Папка к нам обязательно плиедет! – радостно сообщил Данька, – а мы пока все колобки с самокатом пливезли. Пойдем, плитащим?
– Какие коробки? – засуетилась бабушка. – Что там за коробки, Мариша?
Но отец, казалось, уже что-то понял, и после секундой паузы в короткий промежуток времени совершил сложную операцию: сдал Даньку на руки бабушке, вытолкнул Марину в тамбур и, пробормотав что-то вроде «мы сейчас придем», закрыл дверь.
Она так и не поняла, как все сумела объяснить отцу. Они сидели на пожарной лестнице на крыше, она плакала, закрывая лицо руками, и сквозь поток ее слез прорывались какие-то слова и фразы, должные объяснить, что и как у них с Андреем произошло. Про Валерку она, конечно, забыла. Про свою новую жизнь, которую начинает строить с сегодняшнего дня – тоже. Только когда успокоилась, осознала, что отец ей так ничего и не сказал. Ни одного слова.
– Пап, ты чего? – судорожно сглатывая, спросила Марина. – Тебе скорую не надо?
– Вот сижу и думаю, может тебе скорую вызвать? – усмехнулся Игорь Ильич. – Слава богу, успокоилась.
– Да уж, – Марина достала из сумочки зеркало, и при виде распухшего лица слезы снова навернулись на глаза. – Как я теперь такой страхолюдиной домой пойду?
– Какая есть, такой и пойдешь.
Он выдержал паузу, глядя куда-то за горизонт:
– Все это, конечно, грустно, если не сказать больше. Но все же не конец света. Никто не умер, все живы, а если так, то и дальше будем жить.
Марина смотрела, как кружатся над антеннами белые голуби, и понимала, что полдела сделано. Если папа знает, и отреагировал спокойно, то и с мамой она как-нибудь все уладит. Только вот еще бабушка…
– Пап, а маме-то как рассказать? – Марина растеряно смотрела на отца сквозь мокрые ресницы, надеясь, что он решит этот вопрос сам, не прибегая к ее помощи.
– Как есть, так и рассказать.
– А может ты сам, а?
– Нет. Сейчас пойдешь и все сама расскажешь, а я уж потом… Что от меня зависит…
Каждая ступенька пожарной лестницы, казалось, вела к эшафоту с той лишь разницей, что обреченные на казнь поднимались вверх, а Марина спускалась вниз. Когда открылась дверь, раздался резкий запах валерьянки и карвалола. Отец рванул в комнату, Марина за ним. На диване сидели мама и бабушка, а перед ними, размахивая руками, рассказывал свою версию событий Данька.
– Мне Таська сказала, что такое бывает у взлослых. Они сначала лазъезжаются, а потом снова могут зыть вместе. А смотки – дело назывное. Плавда ведь, мам?
Марья Семеновна держала в руках флакон с валидолом, а Нина Алексеевна мяла в руках бесполезный платок – слезы текли у нее по щекам сами по себе, и никто их не останавливал.
– Мариша, как же так? – обернулась к ней