Ощутив нечаянное будто бы прикосновение, я поначалу даже испугалась: не слишком ли я напираю, не слишком ли рьяно я взялась очаровывать? Ведь и он предпринимал уже атаку. Может, мои действия нахрапом он расценил соответственно и принимал меня за легкомысленную, доступную девицу? Откуда мне знать, какой механизм крутится в мозгах у этого иностранца? Я бы разочаровалась в себе, если не моим чарам благодаря я добилась этого прикосновения. Если меня посчитали просто за дешевку, которой может воспользоваться каждый, кому она обольстительно мигнет.
А почему бы ему не признать достоинства, воплощаемые иными претендентками. Да, претендентками. Почему его не привлекла высокая и стройная Валери или же приземистая, пухленькая Вера? Наружности обеих отнюдь не были созданы, чтобы скрывать их под паранджой.
Валери нравилась строгостью, тонкостью и правильностью черт. Без укоризны в каком-нибудь изгибе. В них было что-то грациозно-величественное, благородное, но не ласковое и именно правильное, рисованное по подобию какого-то стандарта, отпечатывающего просто красивые лица. С такими девушками обычно появляются в обществе, чтобы привлечь к себе внимание. Такие девушки украшают светское общество, наполняют толпу в черных фраках и в белоснежных манишках яркими цветными вспышками. И если блистательных девушек выстроить вряд, то едва ли своей красивостью отличится она одна от другой. А кто на светских балах не бывает, то в уличной обстановке наверняка впечатлится. Красотка, да и только!
Вера же, маленькая, чуть полноватая, коренастая, но с очень тонкой талией, смотрелась проще. Мимолетный прохожий мог сказать о ней: мила, хороша. Ее наделило особыми лаврами красоты – не кричащей о себе выразительностью. Не ослепляющей, не повергающей, не воспламеняющей мгновенно. Она несла в себе спокойную красоту. Тихую и безмятежную, которая пускала ростки в чьей-то груди медленно, постепенно. У Валери имелась перед ней преимущество в том, что она нравилась почти сразу и всем. Веру мог облюбовать не каждый и не столь скоропалительно.
Зато о Валери скажут, что она просто красива. Вера же была прелестью. Волоокая, она умела томно смыкать длиннющие ресницы. А маленький, запятой рот умилительно растягивался в полуулыбке. С такими манерами ей бы принимать великосветской дамой в гостиной bea monde.
(Эти строки я написала, когда мне было уже 23 года, когда я была уже замужней женщиной и пестовала младенца. С высоты полета лет, я понимала, что и Вера, и Валери, и – простите – я, мы были весьма привлекательными: ведь недаром на нас воззрилась вся столовая пансионата. Просто тогда нам, неопытным, было это непривычно.)
Что касается меня, то между двумя подругами я занимала промежуточное положение. Это, видимо, и оценил Санди. Худой меня не назовешь – для худобы я имела излишние жировые запасы. К полным я также не относилась – мне