Они стояли во дворе шаткого, приземистого дома, с низкими окнами, с полуобвалившимся крыльцом и весьма скрипучей калиткой, где она жила со своим беспечным и слабовольным дядей.
Ничего, собственно, не изменилось в их с Робертом отношениях. Больше, как обычно, говорил он, а она слушала, печально повесив голову, как провинившаяся школьница, и только наслаждалась звуками его чарующего голоса. Солнце уже нехотя перевалило за горизонт, оставляя после себя багрово – красные следы; в застоявшемся за день воздухе в результате дикой по здешним меркам тридцати- градусной жары наконец-то вечером почувствовалось лёгкое дуновение ветерка.
Наш сердцеед затем отошел от Сони и возбуждённо стал мерять шаги по просторному двору, кое-где захламленному всякой всячиной.
– Ты даже не представляешь, Соня, какую я мощную силу в себе ощутил! Я такое в этом городе разверну! Столько дел наворочу, я в молниеносный срок сделаю себе карьеру, я, чёрт побери, заставлю всех заговорить о себе! – без устали с пафосом с пылающим от чрезмерного возбуждения лицом и, жестикулируя левой рукой, восклицал он.
– Я буду известным журналистом, я выведу на чистую воду всю зажравшуюся сволочь, всех коррупционеров, а тут я кто такой? Просто-напросто ноль без палочки.
Увлёкшись собственными наполеоновскими планами, Роберт в порыве совсем забыл о Соне, которая с поникшей головой, как сомнамбула, бродила следом за ним по двору.
– Но ты не думай, моя крошка, что я тебя забуду! – он опять прижал её к себе, целуя её побледневшее лицо и руки.
– Я и о тебе, право слово, обязательно подумаю. Хватит тебе уже прозябать с этим пьяницей дядей, ведь ты с ним фактически белого света не видишь. Ведь ты же хорошо поёшь, а горбатишься, чёрт побери, в каком-то ничтожном вонючем магазине. Да с твоей симпатичной мордашкой и с твоим ангельским голосочком можно хоть сейчас на сцену. Вот ей Богу! И мы сделаем из тебя популярную певицу, да ты ещё за пояс заткнёшь всяких безголосых кривляк и прочую шушеру.
Несмотря на то, что Соня не предъявляла своему милому кумиру каких-то претензий, а лишь покорно и как-то благоговейно смотрела на него, он нехотя выдавил из себя обещание, что максимум через полгода он наверняка вызовет её к себе. Правда, с единственной оговоркой на тот счёт, если у него самого всё сложится преотличным образом.
Сразу ожившая девушка, у которой сердце после его сладких речей, точно у воробышка, сильно трепыхнулось, велела ему подождать, а сама между тем зашла в дом и вскоре вышла с каким-то бумажным свёртком, перетянутым алой лентой.
– Это тебе, Робик, сюрприз от меня, – с загадочной улыбкой ласково сказала она и тут же попросила его ни в коем случае не открывать свёрток до приезда в Петербург.
Это их прощальное свидание закончилось тем, что Роберт, кстати говоря, в первый раз остался у неё ночевать, благо дядюшка где-то пропадал