Утром Маленький Арик проснулся совсем рано, все еще спали. Он вообще всегда просыпался очень рано. Он пробрался мимо храпевших бабушки и дедушки и выскочил во двор в одних трусиках.
По ореху, раскинувшему свои мощные зеленые руки в самом дальнем углу двора около страшно вонючей общей уборной, он залез на самую его верхушку и помахал рукой мирно царящей над городом зеленой горе – здравствуй, Машук!
Он посидел еще немного на суку, зябко прижавшись к кожистому стволу дерева, наблюдая, как тяжелый утренний туман рассеивается и как все больше и больше проявляется вершина старой кудрявой горы. А вот уже видны телебашня и новенький фуникулер!
– Ты что, спятил? – позвал его кто-то снизу. Это был Карапузов папа, он был шофер, водитель городского автобуса, и уходил на работу обычно очень рано. – Слезай давай! Иди, я тебя сниму! – позвал он опять. Маленький Арик немного спустился, послушно протянул ему руки и, мечтательно улыбаясь, спросил:
– Дядя Толя, а правда Машук по ночам вздыхает? Я слышал… Ему одиноко…
– Странный ты какой-то… – сняв его с дерева, сказал Карапузов папа. – То ли вы там, в Москве, все такие странные, то ли это от того, что ты еврей.
Он легонько шлепнул Маленького Арика под зад и подтолкнул в сторону дома. Он был очень добрый, у него был золотой зуб.
Маленький Арик не придал значения его словам.
Он потопал к своему крыльцу, по пути специально, чтобы посмотреть, как брызнет в разные стороны сок, раздавил какую-то грязную переспелую сливу, на крашеных ступеньках своего утопающего в зелени дикого винограда крыльца поскользнулся из-за того, что слива прилипла к сандалику, но не упал.
Он стал соскребать грязь и прилипшую сливу о край ступеньки, вспомнил вдруг свой любимый Машук, его гордое древнее одиночество и решил, что никогда, никогда в жизни он сам не будет так одинок!
Не такой уж он парень…
…Через много лет Арик нашел мальчишек на «Одноклассниках». Карапуз и Командир по жизни были офицерами. От них он узнал, что Драчун умер в тюрьме. Карапуз и Командир защищали родину от мусульманских фанатиков в Чечне.
Именно в те же годы Арик оставил свою родину и стал искать другую.
И никак не мог найти.
И почему-то потом всю жизнь оправдывал самого себя строчкой из песни Розенбаума: «…Где семья – там и дом, там Родина».
Эпизод второй. Отцовство
Был конец февраля. Арик стоял по колени в искрящемся снегу. Без шапки, без перчаток. Под морозным слепящим солнцем, под синим-синим небом. Он махал руками, он смотрел наверх и не видел там больше ничего, кроме крошечного сизого личика в окне третьего этажа.
Вот оно еще больше сморщилось и открыло во всю ширь ротик.
– Она