– Они с Аркашей-большим приедут на машине к вечеру, – ответил Тимофей.
Примерно через полтора часа ребята были в Дмитрове, пересели на автобус и ещё через полчаса прибыли на место.
Поселились в двух комнатах, затащили свои рюкзаки и сумки, минут в пятнадцать обустроились и вышли на улицу.
Тимофей, прихватив Игоря Ремизова, которого хотел сделать бригадиром на строительстве корпуса, ушёл на территорию базы искать объект и прораба, остальные четверо прилегли на травке в небольшом скверике между общежитием и столовой.
Время клонилось к полудню. Равиль, высокий черноволосый полуузбек-полутатарин, вытянулся во весь рост, сунул в рот сигарету и мечтательно протянул: «Хорошо! А если ещё в столовке окажутся еда, которую удастся переваривать, и симпатичная «поварёшка» – жизнь в это лето удалась». В ту же секунду, словно ждали этих слов красавца-Равиля, из подъезда общежития вышли четыре девушки и направились через скверик к столовой. Равиль присвистнул: «Это что за феи? Наши инженеры с базы? Я, кердык-мердык, буду проситься сюда работать после института! Мамой клянусь!»
Мишка-Кашира первый сообразил, кто они, и, ткнув Равиля пальцем в бок, сказал: «Эй, татара, одна твоя мечта уже сбылась, причём четыре раза, – и, перехватив вопросительный взгляд приятеля, пояснил, – они не инженеры, кердык-мердык, они «поварёшки». Целых четыре, и все красавицы».
Все четыре девушки были на удивление привлекательны. Красивой, по-настоящему красивой, пожалуй, ни одну из них назвать было нельзя. Но каждая чем-то притягивала взгляд.
Впереди быстрыми маленькими шажками шла темноволосая кареглазая малышка. Равилю, Тимофею или Аркаше она едва достала бы до груди. Круглое личико, пухлые губки, ручки и ножки. Но эта округлость фигуры её не портила, напротив, наполняла весь её облик прелестью ребёнка. Окончательно в ребёнка её превращали волосы, заплетённые в косичку-«колосок» прямо с макушки. Единственная деталь, говорившая о её реальном возрасте, – глаза, полные то ли тревоги, то ли смертельной тоски. У детей таких глаз не бывает.
На шаг позади шла вторая девушка, тоже кареглазая и темноволосая, и с такой лучезарной улыбкой на лице, что все, кто смотрел на неё, непроизвольно заулыбались. Она была среднего девичьего роста, нормального телосложения, её немного портил чуть длинный нос с горбинкой, но положение мгновенно исправляли точёная фигурка гимнастки, воздушная походка и улыбка, которая, казалось, говорила: «Всех люблю, и вообще всё в этом мире прекрасно и по-другому быть не может».
Замыкали шествие две блондинки: одна совсем юная, скорее всего ей не было и двадцати, вторая же выглядела лет на десять старше. Обе были чуть выше среднего роста и смахивали на сестёр, но сёстрами, видимо, не были, просто младшая копировала походку и манеру держаться старшей. И, следует заметить, там было, что копировать: прямая, будто затянутая в корсет, спина, плечи подняты и развёрнуты в стороны так, что приподнимали и прекрасно очерчивали грудь. И