А может, это весь мир стал стрёмным. Или, наоборот, один только Саня. Психологша говорила ему что-то такое про возраст (он не вникал, но «заброшенность в мир» осела в голове). Стрёмными были одни и те же лица на билбордах, и кричалки, и обязательный гимн перед уроками, и люди в метро, которые не давали выйти, если ты последний, и присесть тоже не давали – вон ветераны щас обязательно зайдут, расселся тут, прямо как не наш, чтоб тебя. И еще – люди-манекены.
Почему-то их стало больше. Или Саня стал их больше замечать. Или просто ему стало казаться, что вокруг много одинаковых лиц, о которых ничего не скажешь, кроме того, что они одинаковые. То есть они не одинаковые, конечно: одно толстое, другое худое, одно курносое, другое со шнобелем, как у марабу, – но при этом как бы и одинаковые. Как в малышовых мультиках все мишки-няшки розовые и ути-пути. Или не розовые, но всё равно.
Короче, Саня сам запутался и подумывал, кому бы это рассказать. Вариантов имелось немного. Главный из них – Юля – был таким грустным, что Саня старался даже близко его не думать, не то что напрямик.
Папа? Тот никогда особо не слушал Саню, а сейчас настолько был в политике, что и на Юлю его не хватало, не то что на всякую болтливую мелочь.
Психологша? По идее, это было бы правильно, но Саня любил троллить всё правильное и затроллил бы ее нафиг. Жалко тетеньку, лучше не надо.
Оставалось только два варианта, и оба они учились в Санином классе.
Предпоследний вариант звали Яной. Она была, как уже понятно, девочкой, но только совсем не девочковой девочкой, а скорее вне системы. (Так думал Саня, чтобы не думать слово «особенная», которое означало совсем не то, что нужно.) Девочковых девочек развелось много, и на вид они были очень даже, Саня вполне признавал их; но Яна – это Яна. У нее, может, и не было всего этого, и волосы ей стригли по шею (или даже по затылок), и толстые свитера она носила, и очки… и еще она была гением. Самым настоящим гениальным гением, и именно той самой математики, для которой сделана их школа. Точнее, программирования: она уже наваяла чертову кучу приложений, и одно даже стояло на всех школьных телефонах – суперудобный дневник, который Яна смастерила в четвертом классе. Лучше б игрушку смастерила, ругались одноклассники, и Саня ругался бы с ними, если б не понимал, что просто зависть, и всё.
Она была «на своей волне». Кто-то так сказал про нее – не важно кто, важно, что правда. Ее глаза, огромные под очками, смотрели в никуда, будто очки отфутболивали взгляд обратно в мозг. «Твои глаза как черные дыры» – придумал Саня сравнение (вдруг пригодится). В те редкие дни, когда она появлялась в школе (ее вечно таскали по конференциям и олимпиадам), она была непонятно на кого похожа, будто никакой Яны здесь нет, а вместо нее – призрак с этими