Рыцари былого и грядущего. I том. Сергей Юрьевич Катканов

которую люди облагородили, завершив творение Божие. Стены, облицованные грубым камнем, дышали первозданностью. Иконы на стенах были довольно редки, пред ними – привычные по православным храмам подсвечники с трогательными букетиками из маленьких огоньков. Впереди – столь же привычный православный иконостас, а в стенах продолговатые ниши, которых раньше ему никогда видеть в храмах не доводилось.

      Он подошёл к одной из ниш. Здесь оказалось надгробие, на верхней мраморной доске которого был барельеф – лежащий рыцарь в полном боевом снаряжении. Лицо рыцаря в обрамлении кольчужного подшлемника, скрывающего подбородок, дышало удивительным покоем. Если бы это был настоящий покойник, Андрей не усомнился бы, что его душа сейчас в Царствии Небесном беседует с Господом. Потом уже Сиверцев восхищался искусством скульптора, а сейчас его даже мысль не посетила, что перед ним «искусство». Ему показалось, что он встретил родного брата, по которому так сильно тосковал в разлуке, длившейся всю жизнь. Брат, в существование которого он вообще не верил, по счастью, был жив. Такое одухотворённое лицо могло принадлежать только самому что ни на есть живому человеку. И глаза мраморного рыцаря были открыты.

      Рядом с надгробием Андрей заметил бронзовою табличку. Дата смерти – 1582 год. Имя – на английском, французском, немецком, испанском. (Андрей вполне мог различать эти языки, хотя относительно свободно говорил только на английском) Табличка не изобиловала информацией, сообщая лишь о том, что здесь погребён Великий Магистр Ордена Христа и Храма. Магистра было легко представить в образе почтенного старца, а между тем, этому рыцарю было на вид лет 30 с небольшим.

      Андрей прошёл к следующим нишам, где так же нашёл барельефные надгробия над могилами великих магистров XVI-XX веков. Последний из них был погребён здесь в 1954 году. Мраморные лики магистров не были однотипными – каждый в своём роде. Чувствовалось, что это были люди, очень разные по внутреннему складу, с весьма непохожими судьбами. Все они были изображены примерно тридцатилетними, но больше чем общий возраст их роднило выражение неземного покоя на лицах. Этот покой был совершенно чужд самому Андрею и вместе с тем настолько ему желанен, что, казалось, он согласился бы умереть прямо сейчас, если на его лице сразу после смерти отразится такое же умиротворение.