а тело только ест и пухнет.
Душа предчувствует, а тело всё хранит,
и копит опыт бытия земного,
а если у него застой возник,
душа становится цунами Бога.
Но как понять, что берег у души?
Поэт обязан выражаться смело…
Выходит так: как вёсла ни суши,
пока ты жив, души обитель – тело!
Не спорить надо, а оберегать –
так учит Март, весны своей угодник.
Когда две души сводят берега,
для тел уже не нужен сводник.
Холмс и весна
И шальная весна ударяет в гонг,
И на пост заступает созвездье Овен!…
Почему нам планета с тобой тесна?–
Разве это не элементарно, Ватсон?
Потому что на свете, где есть весна,
Неприлично так долго не целоваться!
Весна согревает лучами холм,
А поэтов всегда ударяет в гриву.
Я теперь не Алина, а сыщик Холмс,
Что, мурлыча, коленками мнёт крапиву.
Манит меня в гуттаперчевом марте
След подозрительно странных людей.
Порохом чувствую – сам Мориарти
Ключи подбирает от наших идей.
Ватсон следом ползёт, шевеля клюкой,
Но сегодня глаза его так ленивы…
Он не сыщик матёрый, совсем другой.
Вот затих у ствола побледневшей ивы.
Я к нему подбежала, а вдруг вспорхнёт.
Не на ветку повыше, а ближе к раю.
Я сказала «не надо», что он не умрёт,
От поцелуев, ведь, не умирают.
Только правду щебечет поэт весной,
Хоть становится бешеным канареем.
Мне соврать не позволит сэр Конан Дойл,
А тем более – дактилем или хореем.
Как в засаде, нам тесно от наших глаз,
Нас раздевающих напропалую.
Ну, вот опять, уж в который раз,
След потеряли мы в поцелуях.
Блеск и суть
Тайный блеск – это жизнь, это путь
(Это – голая суть, я согласна!) –
Потому и раздвоена грудь,
Что не все до конца мне тут ясно.
Поэтессе так важно раскрыть свою суть
(Не в толпе, а в стихах, я согласна!).
Но я смолоду очень боялась за грудь,
Потому, что не всё было ясно.
Не слыла недотрогою в личных боях,
Не боялась читать на заборах,
Но раздвоенность юная эта моя
Была хуже, чем пуля и порох.
Я стонала во сне, прислонялась к стене,
Папе с мамой заснуть не давала.
Я замкнулась, и вот уже виделись мне
Блеск и холод стального кинжала.
Обращаюсь к врачу: «От чего эта жуть?
Всё раздвоено тут и неясно».
«У всех женщин – сказал он – раздвоена грудь,
Но, по-моему, это прекрасно».
Исписанными колготками
Отписано – зарубцовано
И заперто – на потом…
Мужчины, зачёты, трудности,
Балконы