Я считаю, что Нижний Новгород — туристический город после Москвы, Питера и Сочи. Поездка напомнила мне о гражданке, к которой придется вернуться через десять месяцев.
Нас покормили в столовой борщом со сметаной, макаронами с курицей, компотом. Нам дали по банке сметаны, и мы втихую их унесли. Мы пошли в магазин, купили там кофе, булочки, шоколад и много других вкусняшек. Это была отличная поездка, я пообещал себе, что посещу этот замечательный русский город.
Спустя день после экскурсии по городу за мной приехали из воинской части. Я себя чувствовал хорошо, но не хотелось возвращаться так же, как и после отпуска на работу. Но понимал, что надо служить. Но кто-то от службы калится специально, а кому-то не везет со здоровьем. Таких солдат в армии, как и каличей, не любят. Потому что, по стереотипу, каличи — самые главные лентяи в армии.
Я собрал свои вещи, свои гостинцы со вчерашней поездки, тройник, который отобрала Шапокляк, переоделся в офисную форму и отправился в автобус. Хорошо, что не «газель». Со мной в часть ехали человек пятнадцать, поэтому пришлось сесть на неудобное место возле прохода. Поездка была четырехчасовой, и когда мы приехали в медроту в Ковров, уже стемнело, было около девяти вечера.
Когда мы ждали свои машины из воинских частей, одного чувака отчитывали за то, что свои руки порезал лезвием. По-моему, он был из восьмой части. Она в Мулине находится, и говорят, что так себе часть по уровню строгости. Но своему командиру, капитану, который в очках походил на интеллектуала, сумасшедший говорил, что будет продолжать резать. Чем все закончилось в части, я не знаю. Меньше знаешь — крепче спишь.
В одиннадцать часов вечера я со своими вещами оказался в своей роте. Мне показалось все таким знакомым, как будто я приехал в первый день, но в роте был от силы две с половиной недели. Где я раньше спал — уже спит другой, и мои вещи куда-то делись. Я переживал, что потерял две тетради и письмо от моей Любимой девушки. Это было первое письмо, которое я получил.
К слову, ни письмо, ни тетради мне не вернули. Я теперь обязал себя, что письма буду таскать с собой. Меня отправили на девяносто девятую койку, помог ее найти Миша Латвиев. Я разделся, вещи положил в тумбочку и лег спать, а дальше предстояло услышать очередное «Рота, подъем!»
Глава 4. В строй!
Спустя месяц с небольшим я стоял со всеми в строю!
За это время, пока я калился, пацаны успели познакомиться, подружиться и компашками небольшими быть вместе. По месту жительства, по интересам, по давней дружбе, по родству, но никто в своей роте не был чужим.
Мне же пришлось заново знакомиться. После калечки я был ноунеймом, даже когда я ложку хотел взять, ложкарь спрашивал: «А ты кто?»
Или, когда я хотел узнать кабинет, в котором я учусь, дежурный по учебному корпусу гнал, что, типа, прослужил полтора месяца и не знаешь, где учишься. Короче, меня знали как калича, но были каличи и похлеще меня.
Конец