Юмор, являясь и способностью человека, использует принципы сравнения, обобщения, переноса, аналогии и т. п. иначе, чем формальная логика. Он по-другому восполняет пробелы понимания, он решает «задачу на смысл» не так, как формальная логика и не так, как смыслообразование. Эмпирических исследований, сравнивающих механизмы смыслообразования и юмора пока нет, но они были бы интересны.
Мы находим родство юмора и смысла в том, что они «обслуживают» понимание и являются механизмами личностной регуляции деятельности и жизнедеятельности. Различия же в том, что это разные психологические механизмы с разными принципами регуляции.
Методологически родство юмора и смысла в том, что они оба обобщаются категорией «психологического орудия». В той мере, в какой смысл осознан и произволен он является орудием воздействия человека на самого себя, на свой внутренний мир, то есть средством саморегуляции и саморазвития. Когда же речь идет о влиянии, то есть трансляции смысла, смысл всегда является орудием. И «удвоенным» орудием, когда речь идет о трансляции смысла юмора.
Итак, категория «психологическое орудие» является обобщающей для ряда психологических понятий. Само же это понятие входит в парадигму, задаваемую понятием регуляции. Использование орудия имеет цель – и цель эта состоит в воздейстии, то есть регуляции социальных отношений, своих отношений с жизненным миром или в саморегуляции. Однако, высоко ценя научную категорию «психологического орудия», в последующих главах мы чаще используем слово «средство», чтобы не провоцировать смысловые ассоциации слова «орудие» с некой войной или трудом, хотя они и имеют смысл. Используем слово «средство» также и потому, что научное понятие «средство» обладает еще большей методологической нагрузкой (см. Федоров, 2012). Так, согласно Федорову, средство служит промежуточным звеном между объектом и субектом. Превращение средства в предмет исследования задает основную характеристику неклассической парадигмы науки. Постнеклассическая же парадигма акцентирует триаду субъект – средство-объект. В нашей работе о юморе как средстве регуляции, мы акцентируемся на средстве. Но рассматриваем его таким образом, что переходим от неклассической парадигмы к постнеклассической и даже в некоторой степени восстанавливаем традицию классического знания, в центре которого – объект. Само употребление нами понятия орудия – это уже восстановление классической традиции,