Баренбойм нахмурился.
– Вы говорите, что Патрик… – начал он с оттенком недоумения в голосе. – Впрочем, конечно…
– Вы хотели что-то сказать, мистер Баренбойм?
– Нет, мистер Холмс. Я просто думаю, что нам обоим трудно смириться с мыслью, что Джорджа больше нет…
– Вы не возражаете, мистер Баренбойм, – сказал Холмс поднимаясь, – если мы с доктором Ватсоном посетим вас еще раз сегодня вечером? В семь часов, если вы не против.
– О, конечно… У вас есть какие-то вопросы?
– Вопросы, мистер Баренбойм? Нет, но я надеюсь, что к вечеру у меня будут кое-какие ответы. Я имею в виду причину самоубийства мистера Уиплоу.
Мы оставили Баренбойма в глубокой задумчивости.
– Ватсон, – сказал Холмс, когда мы вышли на шумную площадь, – если не ошибаюсь, вон там видна вывеска почтового отделения? Пойдемте, мне нужно дать телеграмму.
Мой друг быстро набросал текст, и я сумел лишь увидеть, что адресована телеграмма была инспектору Лестрейду, Скотланд-Ярд.
– Думаю, что в течение дня поступит ответ от моего адресата, – обратился Холмс к телеграфисту. – Я зайду за ним к шести часам.
– Хорошо, сэр. Мы работаем до семи.
– А теперь, Ватсон, – обратился ко мне Холмс, – мы можем, наконец, исполнить давнюю мою мечту и побродить по набережной. Вам не кажется, что морской воздух благотворен для организма?
– Ваше счастье, Холмс, – заметил я, – что нет обычного для Портсмута южного ветра. Иначе вы были бы иного мнения о достоинствах прогулки.
Холмс рассмеялся и, взяв меня под руку, увлек к каменному парапету, над которым с дикими воплями кружились чайки.
После вчерашнего дождя и довольно прохладного утра погода, пожалуй, действительно разгулялась. Солнце излучало мягкое весеннее тепло, а редкие облака не были способны уронить на землю ни единой капли влаги.
– Чего вы ждете, Холмс? – не выдержал я, когда после двухчасовой прогулки по набережной мы заняли столик в ресторане. – Если вам все ясно в деле Уиплоу, почему бы не вернуться в Лондон поездом в три сорок?
– Мне все ясно в деле Уиплоу, дорогой Ватсон, – ответил Холмс. – И именно поэтому мы не можем пока вернуться в Лондон.
– Я не понимаю вашего умозаключения!
– Потерпите, Ватсон. Это куриное крылышко, по-моему, слишком жесткое, вы не находите?
Крылышко было даже чересчур разваренным, но вступать в спор мне не хотелось.
Я думал, что после обеда мы продолжим прогулку – надо же было как-то убить время до шести вечера! – но Холмс неожиданно для меня кликнул кэб.
– Сколько возьмешь до Чичестера, приятель? – спросил он кэбмена.
– Три шиллинга, сэр, – ответил громила-кучер и, заметив недовольство на лице Холмса, добавил: – Мне еще обратно возвращаться, сэр, а дорога