А Стефан, услышав сквозь дикие звуки членораздельный рев Миши, тоже изменил тактику: тележка крутилась на месте, готовая к любым пакостям, потому что ее что-то быстро таскало своими руками-не руками, но передними конечностями. И эти лапы он одним могучим ударом ребра ладони разрубил. Почти в буквальном смысле: ощутил только слабое соприкосновение, словно ударил по струе воды. Однако тележка успокоилась – в нее жизнь и желание творить хаос никто не вселял. Сквозь страх и отчаянье проступила рыцарская отвага и удаль. А это – почти победа.
Еще раньше они с Илейко договорились, что не будут никоим образом стараться уничтожить нечисть, не возьмут с собой стрел с серебряными наконечниками, истинных крестов, освященной Рыпушкальским старцем-чудотворцем воды и прочего оружия. Цели-то у них другие! И поп Миша к ним прибежал без своего ритуального убранства, даже босиком. То есть, все они – безоружные. Может быть, им и повезет, останутся живы-здоровы. Чего-то никто из них не помнил, чтобы дьявольское племя убивало людей с помощью своего какого-то адского оружия. В лучшем случае использовались те средства, которые люди брали с собою. В худшем – оказывали содействие в гибели. Но это уже относилось к величайшим грешникам-самоубийцам. Решившись на это, человек в последний миг своей жизни видел не прожитые годы, а ту лапу, которая поддерживала узел удавки, и ту морду, что ухмылялась поблизости. Следовало моментальное раскаивание и желание продолжать свою жизнь, но поздно – коль прямо увидел черта, значит, в его власти. И – алес. Только дети могут видеть то, что уже не дано взрослым. Но дети безгрешны, а взрослые им зачастую не верят…
6. Жизнь
Илейко нашел себя в ремесле. Никто лучше него не мог точить пилы, ножи, серпы или ножницы. Если раньше народ еще пытался переспросить, когда упоминали точильщика, уточняя: «Чома Илейко?», то теперь всем в округе было ясно. Тахкодай – это могучий калека, живущий на отшибе за родительским домом.
Илейко постарался отгородиться от людей, насколько это было возможно. Испросив родительского разрешения, он сначала на лето переселялся в старый сруб непонятного значения, что стоял за домом в сторону леса, потом, обжив его, как следует, и соорудив самостоятельно маленькую печь, переехал окончательно. Маленький домик, «кодушка», как называли подобные строения, изначально был срублен то ли для бани, то ли для скотины. Будучи долгое время незадействованным, отец Илейки хранил там всякую ерунду, которую жалко было выбрасывать.
Венцы кодушки были в порядке, покоились на ладожских валунах, крыша не протекала. Что еще нужно, чтобы строение не пришло в упадок? Чтобы никто не спалил ненароком.
Дабы иметь возможность передвижения, Илейко соорудил высокие перила от кодушки до родительского дома и, повиснув на них и перебирая руками, добирался