***
Ждать разговора с заведующей меня от греха подальше посадили в изолятор.
Вообще это место, как мне рвано объяснили, предназначено для внезапно заболевших детей, чтобы они не перезаражали других, пока едет скорая. Но что-то я сильно сомневалась, что изолятор использовался по назначению. Меня, вон, здоровую затолкали сюда.
На бежевых, неровно покрашенных стенах очень атмосферно были нацарапаны прямо-таки трагические надписи: «жить в детдоме – как в *опе гнома», «без рваного г****на не было бы детдома», «скорей бы мне смыться из этой темницы», «будь хоть в стельку ты послушный, мамке всё равно не нужен» и ещё много разных криков души на все лады.
Особенно выделялось на фоне остальных жирное слово «БАТОР». Такое чувство, что над его выцарапыванием трудились коллективно. Слишком уж глубоко, до штукатурки, въелись в стену борозды букв. Такое художество, если и закрасить десятью слоями краски, всё равно будет читаемо. Что нацарапано гвоздём, то не вырубишь топором. Видимо, для здешних сидельцев это не просто слово, а ёмкое описание, передающее суть жизни в этом месте.
Вот подозрительно: изоляторные сидельцы специально берут с собой гвоздь, чтобы накорябать свои измышления, или корябалка припрятана здесь?
Я заглянула под койку – и правда, в щёлке под плинтусом лежит орудие настенного творчества. Кривой и уже изрядно затупившийся гвоздь.
Во у меня смекалочка!
А так как сегодня я осознала одну ранившую меня в самое сердце истину, на стене появилась и моя запись: «девчонки не верьте мужикам, они козлы». Получилось криво, но кому надо, тот прочтёт. Обвести каждую буковку по второму разу для эффектности я не успела, услышала шаги за дверью.
***
Меня вызволили из темницы и снова повели по коридору, на сей раз в кабинет к главной по сироткам.
Заведующая, Эвелина Захаровна, оценивающе взглянула на меня из-под очков.
– Ну что, успокоилась, дорогуша? – как-то чересчур высокомерно поинтересовалась она.
– Изолятор у вас довольно усмиряющий, – ответила я.
– Мне сказали, что у тебя нет никаких документов. У нас два варианта: либо найти их, либо сделать новые. Ты знаешь, где лежат твоё свидетельство о рождении, полис и остальные документы?
– Дома где-то лежали, – пожала я плечами.
Пришлось назвать адрес, не то Эвелина Захаровна, похожая на дирижабль, как-то плотоядно на меня смотрела. Ух, не женщина, а гора!
– Полное имя? – продолжила она допрос.
– Пестова Наталия Александровна, – произнесла я и сама удивилась. Давненько я не вспоминала свою фамилию и отчество. Даже непривычно. Как-будто и не мои вовсе.
– Дата рождения?
– Десятое марта тысяча девятьсот девяносто второго года.
– Как давно бродяжничаешь?
– Где-то два года…
– Сколько классов окончила?
– Восемь. Девятый начала…
– Значит, в девятый и пойдёшь, – заведующая погрузилась в перелистывание бумажек. – В какой школе?
– В шестнадцатой, – покорно