– Ничего, что обратилась на «ты»? – примирительно спросила я.
– Так даже лучше, – не смутился Сандро. – И не скрывай своих эмоций, это нормально.
Я задумалась, неотрывно глядя на итальянца. Но свое лицо он то и дело закрывал камерой, чтобы сделать новый снимок. И каждый раз, когда слышался щелчок, он улыбался. Озаренное вспышкой, его лицо становилось по-мальчишечьи милым, теряло отстраненное выражение.
Странный он. Сидит рядом с молодой девушкой и даже не пытается заигрывать, да и разговор у нас не клеится. А я-то, наивная, считала себя букой. Но скоро мне надоело молчать.
– Могу я спросить?
Он кивнул и сделал новый снимок. В тусклом свете заходящего солнца призрачными звездами блеснули его глаза.
– У тебя почти нет акцента, – начала я. – Ты часто бывал в России?
Кажется, мой вопрос не понравился Сандро.
– Моя мать была русской, – признался он спустя пару минут. – Сперва она учила меня языку. Когда ее не стало, я продолжил заниматься самостоятельно – в память о ней. Да и язык красивый, образный.
Я порадовалась: все же человек, так трогательно рассказывающий о матери, не может быть маньяком. На лице Бруни отобразилась такая искренняя тоска, что мне захотелось его пожалеть. Как-то утешить.
– Прости, – растерянно пробормотала я. – Если тебе тяжело об этом разговаривать, то найдем другую тему. Хочешь?
Снова щелчок камеры и вспышка. Робкая улыбка и быстрый взгляд в мою сторону. Такой пронзительный, что мне стало не по себе. Не то от смущения, не то от желания броситься в объятия этого зажатого, но такого чувственного мужчины. Да что со мной происходит?
– Ты не такая, как девушки до тебя, – сообщил мне Сандро. – Они любили рассказывать о себе, просили подарки, но никогда не спрашивали. Мое прошлое их не интересовало.
«Так они и не были сотрудниками спецслужб, – ужаснулась я про себя. – И наверняка больше заботились о том, чтобы хорошо получиться на снимках. А не выпытывали информацию».
– Расскажи мне о своей работе, – попросила я, усаживаясь поудобнее. – Почему тебя так манит к местам катастроф и как удается прибыть на место раньше жертвы?
Бруни изменился в лице. Кажется, я поторопилась с вопросами и была слишком прямолинейна. Как говорит Николаич, раньше времени вынула из рукава козырь. И попалась.
– Прости, но я не люблю обсуждать эту тему, – заявил Бруни, делая новый снимок. – Вообще не люблю разговаривать.
– А как же ты общаешься с другими людьми? – удивилась я и подалась вперед.
– С ее помощью, – он предъявил свою фотокамеру. – Выражение лица, поза, походка – все это выражает чувства человека лучше, чем тысяча сказанных им слов. А главное, ее информация всегда правдива. Камеру обмануть невозможно.
Он говорил о камере, как о живом существе.