– Танич, если бы я тебя не знал, то никогда бы не понял, о чём ты говоришь, – усмехнулся Пашка.
Он подошёл к дверям задка и уверенно распахнул их. В двух больших дорожных сумках было собрано продовольствие, заготовленное для поездки. Хлеб, лук, колбаса, помидоры, огурцы, полтора ведра замаринованного мяса для шашлыка – вот те таинственные «пироги», о которых говорила Татьяна.
Увиденное удовлетворило её. Запах маринада заставил сглотнуть предательски заполнившую рот слюну.
– Но здесь не всё, – укоризненно проворчала Бочарова.
– Обижаете, Татьяна Викторовна, – насупился Мирный и отодвинул в сторону палатку, под которой на мягком коврике лежали четыре плоских бутыли с коньяком. Он упаковал всё обратно, по-родительски пригладив ладонью, и обратился к Бочаровой. – Мы же на два дня?
Утвердительный кивок начальницы успокоил встревоженного «завхоза».
– А то я сбегаю ещё. С этим продуктом особая деликатность нужна. Его много никогда не бывает. И если что, куда бежать посреди леса? И колбасы копчёной побольше взять бы. Танич, одно твоё слово, и… Пока Лёшка с Наташкой не пришли. А?
– Палыч, не тревожься. Всё нормально. Мне хватит, – при этих словах Бочарова сделала паузу, дожидаясь реакции Мирного. – Да нам хватит! День, другой – и всё будет кончено. А несколько эпизодов снять – дело пары часов. Потом из этого материала можно будет такое склепать – пальчики оближешь.
– Танюш, пока вы там станете своё клепать, я своё так заклепаю – во рту будет таять и говорить, какое оно бесподобное.
– Ещё раз прошу: без самодеятельности, – погрозила пальцем Татьяна. – А то я тебя знаю. Не дай Бог промахнёмся мимо нужного поворота – и сенсации конец! И по дороге слушай меня. Я там знаю каждый куст. Не забудь вовремя повернуть, а то…
– Здравствуйте! – раздалось вдруг за спинами Татьяны и Пашки.
Оба вздрогнули и обернулись. Перед ними стоял юноша лет двадцати. Детская непосредственность проявлялась во всех его чертах: и в странноватой инфантильной улыбке, как будто он хотел всем понравиться, и в бегающем взгляде, в скромной позе – юноша немного сутулился, как будто хотел казаться меньше ростом.
– Андрей? Э-э-э… – спросила Татьяна, пытаясь для приличия вспомнить отчество.
И юноша оправдал её надежды и, услужливо кивнув, закончил:
– Шепелёв. Четвёртый курс СГУ. Журналистика.
Поняв, что сказал всё, что должен, студент сложил руки на пупке и замер, как богомол перед спячкой.
Татьяна удовлетворилась информацией и, обращаясь к Пашке, указала на Андрея Шепелёва:
– Вот, навязал Артёша это чудо. Проходит практику у нас. Активистка, спортсменка, комсомолка, только мальчик.
Пашка поднял высоко руку и помахал ею. Андрей встрепенулся и недоумённо посмотрел на Мирного, потом обернулся – потому что понял, что этот жест адресован не ему. Метрах в ста от них двигалась колоритная парочка: это были Алексей (он же Лекс) и Наталья (Натали) Щербикины. И сейчас